– Живой? Живой?!
Ответить не давали легкие, из которых, казалось, выбился весь воздух, а вздохнуть они почему-то не могли. Сознание уплыло и как будто тотчас же включилось, причем синхронно со светом. Вокруг сгрудились соседи, все кричали наперебой, нечаянный виновник крушения подсунул под голову куртку. А рядом, с обеих сторон, потирая лбы, сидели на полу Мама и Русалочка. Крепко стукнулись во тьме лбами, одновременно склонившись над Принцем. Правая нога у Мамы была босой, тапок она держала в руке, словно только что гналась за тараканом…
В груди нещадно щемило, дыхание насилу восстановилось, и Принц наконец прохрипел:
– Да живой я, все нормально.
Сосед помог подняться, бормоча извинения. Принца подташнивало, шатало, тем не менее он оказался цел. Чтобы справиться с приступами дурноты, изъявил желание попить чаю. Просто чаю, а женщины растерянно засуетились в кухне, с прижатыми ко лбам ложками, меча на стол еду и сталкиваясь друг с другом. Принц смотрел-смотрел на эту бестолковую сумятицу, не выдержал и расхохотался. Мама прыснула, и ее броня, дав трещину, выпустила давно не слышанные звонцы. Следом лопнуло добровольное ракушечное заточение Русалочки, выпростав переливчатую рябь смеха…
Не зря говорят, что смех лечит. Долго не могли успокоиться, и Принца от хохота все-таки стошнило, еле добежал до унитаза. Голова заболела, пришлось лечь. Женщины остались в кухне вдвоем.
Утром Русалочка сказала:
– Мы так хорошо поговорили вчера.
– Правда?! – не поверил Принц.
– Правда. Она же Мама… твоя.
– Наша, – целовал он жену, счастливый и благодарный. – Наша!
На работе Принц почувствовал недомогание. Его послали в больницу, и выяснилось, что он получил сотрясение мозга и сломал ребро. Врач категорически настоял на бюллетене. Если честно, Принц побаивался прежнего домашнего дискомфорта, но происшествие неожиданно сотворило невозможное, помирив свекровь с невесткой. Мужское ребро, по своему обыкновению, снова принесло себя в жертву женщине… точнее, двум.
Возвращаясь из поликлиники после изнурительных очередей, Принц уже с нижней площадки чуял пахнущий наваристым борщом воздух. А воздух дома вообще изменился, стал теплым и веселым под стать настроению. Возобновилось вечернее чтение вслух. Решили, по желанию Мамы, освежить память о знаменитых веронцах.
– А как с опасностью Шекспира для мировой цивилизации, Мама?
– Я бы в ноги ему поклонилась. Нет повести прекраснее на свете…
Читала Русалочка. С детства привыкший к изобразительному видению, Принц воспринимал поэзию в акварельных тонах, прозу же относил к масляной живописи. Шекспировская пьеса в переводе Щепкиной-Куперник представлялась ему в образе темперной росписи, выполненной прозрачными лессировками. В голосе Русалочки Мама с изумлением, Принц – с удовольствием открыли актерскую изюминку, неподражаемую игру интонаций и пауз, звучащую как-то особенно необычно и выпукло. Мама потом задумчиво сказала:
– Русалочка, а ведь у тебя дар. Ты и внешне похожа на свою бабушку. Мы давно не были в театре… Я покажу там ее портрет.
Официальная корректность Мамы исчезла незаметно, будто ее и не было.
Тонкий хруст фольги шоколадной конфеты, журчание чая, легкий смех и голоса женщин сливались в колыбельную, баюкали и усыпляли. Разрешалось нежиться утром в кровати, смотреть подряд по два любимых фильма, «висеть» в Интернете. Потом мягкими хлопьями пошел снег, и мелкие радости на работе начали складываться в одну большую – дел за время врачевания ребра и мира накопилось много. Наверстывая упущенное, Принц являлся к ужину поздно, когда люди после рабочего дня уже отдыхали перед экранами. Срезал путь, мчась среди застывших снежными взрывами кустов Новогоднего парка, где дворник Иннокентий счищал с тропинок лопатой желтые собачьи ожоги. Выпустив вслед трудовой пар из-под взмокшей ушанки, царь двора ворчал:
– Ай, бегут! Куда бегут, зачем бегут, где что дают? Везде все есть…
Мигали огни фонарей, детское время ехало в лифтах вверх по зову мам, подростковое скакало вниз по лестницам через две ступени, и чья-то машущая в форточке рука обещала дымку сигареты на крыльце: «Сейчас выйду». Принца встречали поцелуи в обе щеки, накрытые стегаными колпаками кастрюли с первым и вторым – горячее адажио, сыгранное в четыре любящие руки, чем мог похвастать главный секрет женского кулинарного искусства.
– Растолстею! – стонал он, отваливаясь от стола, сытый до изнеможения, но за эти чудесные месяцы не прибавил в весе нисколько, потому что лишние граммы сжигало в нем вдохновение – лучшее из всех на свете беспокойств. Неодушевленные блоки и кирпичи на дисплее превращались в стены также слаженно, как на живых строительных площадках.
По Интернету Принц договорился с израильскими кардиохирургами о Маминой операции весной, а летом, если получится, намеревался съездить с Русалочкой в Центр Дикуля. Обследование показало, что болезнь ног не препятствует ей стать матерью, но вначале следовало их подлечить. Втайне Принц лелеял надежду на исцеление жены. А неуемные мечты стремились дальше, к путешествиям втроем по городам и странам, к палатке у моря возле складчатой горы и возведенному собственными руками дому с красивым садом, где будут расти, наливаясь земными соками, веселые дети и яблони…
Узнав о том, что Принц собрался взять в банке крупный кредит на ее операцию, Мама твердо сказала:
– Через мой труп. Кредит – кабала, проценты тебя сожрут. Я подожду, прежде Русалочку надо везти.
– Мама, а помнишь, Эдуард Анатольевич оставил деньги… Где они? – осторожно спросил Принц.
– Доллары-то, мой мальчик? – усмехнулась она. – Их давно нет. Ты же учился, мне тоже на что-то нужно было жить.
Сквозь хрустальные травы мороза в окно смотрел вечер, Русалочка читала «Героя нашего времени». Читать вслух – совсем не то что одному, к тому же и сюжеты романа подзабылись, и контрастный, возвышенно-простонародный лермонтовский слог.
Голова Принца трещала, пухла, шла кругом, – что еще может происходить с утомившейся от проблем головой, даже если человек единовременно счастлив? Принц ворочался на кровати без сна: пойти разгружать в выходные вагоны? попробовать писать рефераты? попросить у кого-нибудь в долг? У кого? В бухгалтерии столько не ссудят – сумма слишком большая…
Женщины, сидя в кухне, как птицы на жердочке, увлеченно о чем-то щебетали, что-то шили, пекли торт, украшали елку и квартиру. Знаменуя собой неизвестное начало, Новый год заговорщицки подмигивал пестрыми огоньками в гирлянде вокруг настенных часов и обещал, обещал…
* * *
Пожилой человек живет прошлыми воспоминаниями, живет в сегодняшнем дне, однако никто не может пообещать со стопроцентной уверенностью, что он и завтра будет жить. Мама заскучала сразу же после боя курантов и фужерного звона. Она была фаталисткой спокойной, без паники, верила в намеченные судьбой сроки и жалела только о том, что не дождалась внуков. Поэтому, на минуту отстранившись от трепещущей в сердце боли, хладнокровно констатировала в себе катастрофическое приближение остановки сердечного кровотока. Диагноз, поставленный с исключительной точностью, исключал и дальнейшие обещания Нового года.
