Ну, это уж слишком!
— Эй! Я первая была твоим ребенком!
— О том и речь. Ты должна вернуться к Аарону и помириться с ним. Другого выхода нет.
— Очень даже есть. Я пойду работать.
— Чё? — Мать решила, что ослышалась.
— Я подумываю устроиться на должность внештатного корреспондента, — сообщила Кларисса.
— Это что еще такое?
— Ты разве не знаешь, чем занимается внештатный корреспондент? — В глубине души Кларисса надеялась, что мать ей об этом расскажет. — Ну, это такая важная должность в журнале. Для меня, по-моему, в самый раз. Но я пока не готова принимать никаких долгосрочных обязательств.
— Кларисса. — Мать вздохнула. — Мне кажется, я была для тебя не самой хорошей матерью. Я говорю об этом только потому, что желаю добра твоему ребенку. Я хочу, чтобы ты разобралась в себе, и тогда ты сможешь полюбить малыша всем сердцем.
— Хочешь сказать, что меня ты не любила всем сердцем? Ничего себе новость! Да еще в два часа ночи. И это моя мать!
— Кларисса, сейчас тебе нужен муж, а не работа. — Мать издала чисто материнский вздох, встала и направилась к двери, всем своим видом красноречиво демонстрируя: «Черт бы тебя побрал!»
Кларисса еще долго сидела в темноте, перемалывая материнские слова в пыль, а затем дала себе слово, что назавтра же найдет работу. Она докажет матери, на что способна. Она докажет, что ей никто не нужен — ни отец, ни мать, ни муж. Сама в состоянии прекрасно о себе позаботиться. Кларисса шмыгнула носом, и тут же решила: ладно, пусть будет не завтра, а до конца недели. Не стоит уж очень перенапрягаться.
В туалете рядом со спальней зашумела вода. Кларисса сосчитала до десяти, вода зашумела опять. И тогда, закрыв глаза, она представила себе, как мать кружится, кружится в синих водах унитаза, пока не исчезает в канализационной трубе.
Воодушевленная такой картиной, Кларисса поднялась с дивана и принялась пролистывать журналы, аккуратной горкой сложенные под кофейным столиком. В каждом из них под списком редакции она писала свое имя во всех мыслимых вариациях, пока наконец усталость не сломила ее и она не заснула прямо над июльским номером «Эль».
Вместе с утром пришел понедельник — насколько могла судить Кларисса, самое лучшее время, чтобы начать поиски работы. Кажется, ей говорили, что понедельник — первый день рабочей недели.
Она что-то пожевала, не садясь за стол, прямо у холодильника, допила остатки мангового сока, выругалась, когда желудок опять взялся за свою аэробику (а теперь — полунельсон с двойным прогибом и оборотом!), и попыталась утихомирить его чем-то напоминающим еду. Желудок разбудил Клариссу (с эффективностью барабанного боя над ухом) в шесть утра, и, следуя его призывам, она вслепую, натыкаясь на стены, пробралась в кухню, где плиту, кажется, не включали с той поры, как отец ушел из этого дома.
— Так не пойдет, — заявила себе Кларисса, давясь куском холодного жареного мяса.
Она дождалась восьми часов, неподвижно сидя в жестком кресле, чтобы не мешать пищеварению. Ровно в восемь схватила телефон (ее мобильник сел, она забыла зарядник в Той Проклятой Квартире) и набрала номер. Первая в списке Роберта Тоскливая. Или Тоскливая Роберта, как угодно.
— Мне нужна работа, — сказала ей Кларисса.
— Отлично, — отозвалась Роберта. — Ты слышала новость? У него опять будет ребенок, а мне запрещено приближаться ближе чем на пятьсот ярдов к его почтовому ящику.
— Наверняка ты знаешь кого-нибудь в журнале, — продолжила Кларисса.
— Анну Кейт, Майо и Ларна, — донеслось в ответ.
— Ларна?
— Тебе нужна реклама? Могу помочь, — предложила Роберта. — Вчера я звонила ему домой и бросала трубку, так они сегодня заблокировали звонки с моего номера. Параноики, честное слово.
— Я решила стать внештатным корреспондентом, — прорвалась сквозь этот поток Кларисса.
— А, нет проблем. Звякну Пейдж.
— Спасибо. Ты моя Новая Лучшая Подруга! — воскликнула Кларисса. — Пообедаем вместе?
— Отлично. Только я не могу показываться в «Чоу», «Плюще», «Чайе», «Гриле», «Барни Гринграссе» и «Локанде». Меня арестуют. Письма ему мои, видишь ли, не по душе. Хотя по-хорошему ему бы следовало гордиться… Но любое другое место подойдет. Только не в новом ресторане на Третьей. А, нет, погоди, я вспомнила: Пейдж со мной больше не разговаривает.
Помолчав, Кларисса все же решилась спросить:
— Какие-то проблемы?
— Да все те же, все те же. Мой что-то ей сказал насчет того случая.
Кларисса закрыла глаза.
— Случая?
— Я на него наехала. Это вышло нечаянно, клянусь. Он сам виноват. И рука уже почти зажила.
Кларисса шепотом попрощалась и вычеркнула Роберту из своей электронной книжки.
Однако работа нужна… Надо позвонить Тони Би.
19. Поиски работы продолжаются…
Тони Би рыдал кровавыми слезами.
По крайней мере, так он сказал Клариссе:
— Я рыдаю кровавыми слезами.
— А что произошло?
Кларисса возвышалась над Тони Би, который в одних штанах сидел на ковре у себя в гостиной и стонал, как проститутка, кинутая клиентом.
— Ты что, газет не читаешь?
— Газет? Каких еще газет? — удивилась Кларисса. — Ах да, конечно. Я читаю эту, как ее… «213». Ну, там, где печатают фотографии знаменитостей, которые у них все похожи на обезьян.
— Господи! — взвыл он. — Ты хоть новости смотришь?
— Конечно, я смотрю новости. Например, то шоу… Там, где эта музыка… Да-да-да, дум-дум-дум…
— «Сегодня вечером»? Это вовсе не новости.
— У них есть репортеры, они рассказывают всякие истории, значит — это новости.
У Тони Би был такой вид, будто он вот-вот зарыдает или устроит истерику, но Кларисса знала, что он этого не сделает: Тони Би слишком боялся выглядеть некрасивым.
— Кларисса, как ты вообще узнаешь о том, что творится в мире? К примеру, о войнах или выборах…
— Раз в неделю встречаюсь со Звездной Палатой.
— Ты идиотка, — заявил Тони Би. — Откуда эта юбка? Божественно.
— Та-ак. Похоже, вчера кого-то продинамили в постельке. Я не в счет. Слава богу, меня это больше не интересует.
— Мои акции рухнули, детка.
— И это плохо, да? — уточнила Кларисса. — Видишь, я все-таки кое-что знаю. Но довольно о тебе и твоих проблемах. На этот раз все очень серьезно. Мне нужна работа.
Тони Би взглянул на нее и засмеялся. На заднем плане молодой йог в желтых плавках, весь лоснящийся от масла, начал обряд поклонения солнцу. Его мускулы блестели, как миллион хромированных бамперов.
— Гей? — поинтересовалась Кларисса.
