Отец не смягчился, не сменил гнев на милость. Но в глубине души, скорее всего, скрепя сердце простил за то, что не оправдал его надежды. Иначе его поступок не объяснить: он нанял самого лучшего адвоката. Я ему за это благодарен, но один вопрос никак не дает мне покоя по сей день. Я очень хочу его озвучить, глядя отцу в глаза. И знаю, ответ возможен после откровенного разговора по душам. Только вот состоится ли эта беседа когда-нибудь — без понятия. Я хочу спросить его о человеке, который пришел ко мне после нашего свидания, когда я находился под следствием.
Мама порывалась чуть ли не каждый месяц ездить ко мне, навещать. Я строго-настрого запретил ей это делать. Не хотел, чтобы она видела и запомнила меня преступником.
С Беллой развелся без особых проблем. Мы после моего заключения под стражу ни разу так и не увиделись. Знаю от матери, что она бросила университет в Москве и уехала в Питер. Ее отец до сих пор общается с моим отцом. Друзьями их сейчас сложно назвать, скорее, хорошие деловые партнеры.
Жасмин. При мысли о ней мое сердце переполняется невообразимой нежностью и любовью. Годы, проведенные в неволе, сделали меня немного черствым, сдержанным и отстраненным, но я по-прежнему безумно люблю ее. И дорожу своей женщиной. Своей женой.
Через полтора месяца после суда я и Жасмин заключили брак. Не было никакого торжества, свадебного платья, букета для невесты, толпы гостей. Были мы, госслужащая, которая выдала нам свидетельство о браке, и трое сотрудников колонии. Кольцами обменялись, потом я отдал обручалку уже своей жене, не положено мне в тюрьме носить какие-либо украшения. После «свадьбы» нам предоставили длительное свидание. Встречаться со мной имели право только очень близкие родственники. Это стало решающим фактором для меня и Жасмин пожениться, для того чтобы иметь хоть мизерную возможность видеться. Именно поэтому она не могла прийти ко мне на свидание в первые дни, когда я находился под стражей. Ее просто не пускали. Аргумент «люблю» юридически не действует.
У нас родился здоровый сын. Жасмин назвала его Казимом. Я был не против. Впервые увидел своего мальчика на фотографии, получив ее в обычном белом конверте.
Как бы безумно мне не ни хотелось обнять сына, покачать его на ручках, вдохнуть сладкий запах — я был против того, чтобы Жасмин его привозила в колонию. Мне самому было неприятно от мысли, что мой маленький Казим окажется не в столь неприятном месте.
Я скучал, тосковал, до дыр пересматривал фотографии. Считал дни, когда увижу своего ребенка. Я знал, что однажды крепко его обниму, прижму к своему сердцу.
Наша первая встреча состоялась против моего желания. Когда Казиму исполнилось год и пять, Жасмин его привезла на краткосрочное свидание. Увидев сына в реальности, услышав его голос — я ругал самого себя за то, что лишился такого счастья. Мне было ничтожно мало этих трех часов, что мы провели вместе.
— Дани! — слышу родной голос. Оборачиваюсь на него, дыхание сбивается, а ноги несут меня навстречу.
— Папа! — бежит ко мне мой сын, даря очаровательную улыбку. Подхватываю ребенка на лету, кружу его. Казим заливается счастливым беззаботным смехом. Крепко прижимаю к груди, маленькие ручки обхватывают меня за шею. Я не слышу ничего вокруг, только его сбитое дыхание, только его сопение.
— Как ты вырос! — Усаживаю сына на согнутый локоть, боясь выпустить его из рук. Сердце пропускает удары, вот-вот разорвется от переполняющих меня эмоций. Я жадно вглядываюсь в родное личико, не в силах отвести взгляд.
— Я уже большой! Мам, смотри, я с папой папу ростом! — счастливо замечает Казим, меряя ладошкой разницу между своей и моей макушкой. Смеюсь, перевожу счастливый взгляд на Жасмин.
— Привет! — Она смущенно мне улыбается, ловлю ее руку, притягиваю к себе.
— Привет, — шепчу ей, прижимаясь губами к виску. Теперь выдохнуть. Они здесь. Они рядом.
Мы втроем стоим неподвижно. Несколько счастливых секунд. Дышу полной грудью, пытаясь надышаться всеми сразу: и сыном, и женой, и неповторимой свободой.
— Я хочу есть! Поехали в парк! Хочу мороженое! Хочу лимонад! — начинает канючить Казим, выдержав минуту молчания. Улыбаюсь, целую его в лоб и опускаю на ноги. Он тут же срывается с места и вприпрыжку бежит к машине, на которой они приехали.
— Слово ребенка — закон. — Я переплетаю свои пальцы с пальцами Жасмин. Она часто моргает, прогоняет слезы из глаза. Моя смелая, храбрая девочка.
— Я так счастлива, Дани. Я даже не верю, что ты стоишь рядом со мной и я могу тебя обнять, — подается ко мне, обхватывает мою шею руками и утыкается лицом мне в плечо.
— Теперь мы вместе.
— Да. Теперь у нас будет новая жизнь, в новой стране, как только закончится твой условный срок. Мы будем рядом. — Она отстраняется, заглядывает в глаза. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — произношу ответное признание на азербайджанском. — Больше жизни.
— Мам! Пап! Вы долго? — Наш сын нетерпеливо переступает с ноги на ногу, недовольно смотрит на нас карими глазами, надув губы.
— Уже идем, сынок! — громко говорю ему, обнимая Жасмин за плечи и направляясь к машине.
Впереди действительно новая жизнь со своими трудностями, испытаниями. После пережитого кошмара в прошлом новые препятствия не пугают. У меня есть Жасмин. Есть сын. Есть ради кого вновь подняться с колен.
Самое страшное осталось позади и больше к нам не вернется… Никогда…
Конец
