удивился Макс. – Сейчас?
– Да, – кивнула я, заливаясь румянцем.
– Ну, если грядки, то … – замялся Макс, – тогда я пойду.
– Да-да, – кивнула я, радуясь, – тебе лучше уйти домой. К тому же я хотела потанцевать у зеркала и попеть.
Что-то в лице Макса изменилось после этого на секунду, а потом он снова стал моим обычным братом и с улыбкой ушел домой. Что-то мне показалось в его улыбке другим, но я быстро выбросила это из головы. Как можно быстрее, пока солнце не приблизилось к горизонту близко-близко, я набрала Елизару сообщение с предложением прийти в гости и поговорить. Ренуар с радостью принял мое предложение, пообещав прийти, как только освободится. Началось мое ожидание.
Пока я точно знала, что Ренуара ждать не стоит, я быстренько привела себя в порядок, сделала пару дел по расписанию и пошла танцевать перед зеркалом. Я люблю танцевать перед зеркалом, этакое кривлячество для одного зрителя. Подобное развлечение помогает раскрепоститься и лучше овладеть своими движениями и мимикой. К тому же когда еще можно спеть на огромной сцене свою любимую песню?!
Прошел час, а Елизара все не было. Я уже устала скакать перед зеркалом, устала орать во все горло песни моих любимых рок-групп и с тяжестью плюхнулась на пол, допевая последний куплет песни "Let the flames begin" Paramore из альбома "Final Riot". Тот час прошел для меня быстро, а когда я устало легла на пол, почувствовала, что время замедлилось. Минуты стали равняться часам. Мне было тяжело удержаться перед соблазном и не спросить у Елизара, долго ли еще ждать. Я не хотела казаться навязчивой, не хотела убивать свою независимость, пусть она давно уже мертва.
Спустя полчаса ожиданий я решила занять себя физическим трудом. Курицы во дворе потихоньку заходили в курятник, теленок вел себя тихо и, скорее всего, уже заснул, лошадь не подавала никаких признаков жизни, а кошки лениво лежали на заброшенной собачьей будке, в которой когда-то жил наш старый любимый пес. Эта тишина начала надоедать мне, поэтому я решила нарушить покой моих питомцев, накосив им свежей травы в овраге.
В 2008 году кукамайка и кукащей продали свою любимую красную корову – у них глаза были на мокром месте. Бабушка была так подавлена, что ее грусть передалась и мне, к тому же я была маленькой, и вся живность нашего двора казалось мне живой и имела такие же права, как и люди. А что им оставалось делать? Кукащейка не мог в одиночку накосить сена корове и лошади, и от первой пришлось отказаться. Вот поэтому коровы у нас теперь не было.
На высоких иоковских холмах, там, откуда вставало солнце, в сторону деревни потекло стадо овец, подгоняемое пастухами. Глупые овцы потоком неслись в овраг, чтобы, перейдя небольшой участок Безымянки, как обычно, встать перед родными воротами и, долго в них вглядываясь, осторожно зайти в родной двор. В деревне поднимутся тучи пыли, оседающие потом на траву, а по утру сползающие обратно на землю вместе с росой.
После овец по обычаю в деревню спускаются медленно коровы, останавливающиеся на речке, чтобы утолить жажду. Коров гнать не так сложно, они хоть и бывало, по рассказам Макса, убегали в заросли ив, но всё же возвращались потом в общий поток буренок. За непослушными коровами иногда спускались к реке их хозяева или ребятишки, чтобы привести их домой без лишних приключений. Нам с нашей коровой везло: она всегда шла домой намеченным курсом, не сворачивая ни в заросли, ни на другую улицу. В те времена бабушка очень гордилась нашей кормилицей.
Солнце уже коснулось горизонта. Желтый дневной цвет изменился на оранжево-алый. Овраги постепенно темнели, а на востоке медленно поднялась ночная синева. Елизара не было.
Плюнув на свою гордость, я снова отправила Реануару сообщение, спрашивая, ждать ли мне его сегодня, но ответ был холоден. Он не придет. Из-за дел он не смог прийти в свое свободное время, а сейчас они с девушкой хотят побыть наедине. Я прекрасно понимаю его долг перед будущей женой, понимаю, что они любят друг друга и хотят быть наедине друг с другом, но что-то во мне не хотело принимать эту мысль, что-то наотрез отказывалось прощать его. Эгоизм? Скорее всего, я вообразила себе, что вселенная вертится вокруг меня. Я всегда буду для Елизара никем, кроме маленького друга, ведь его сердце уже принадлежит одной красавице, которой я даже в подметки не гожусь. Но, внушая себе наше с ним различие, пересчитывая на пальцах двух рук причины нашей несовместимости, я всё равно не могу до конца выбросить из головы зудящую мысль о нем. Я не могу простить ему сегодняшнее предательство. Не могу простить несдержанное обещание. А Макс… Как подло я поступила по отношению к своему брату, прогнав его, чтобы увидеться с человеком, которому наплевать на меня! Я променяла родную кровь, оберегающую меня с самого рождения, на человека, которого знаю меньше месяца! Как же глупо я поступила! Неужели все хорошие поступки Макса недостаточны, чтобы выбрать его вместо Елизара. Макс навсегда останется мне родным человеком потому, что он мне брат, а Елизар уже занят, как парень, и дружба наша, скорее всего, развеется, как только мы покинем пределы иоковских полей.
Я поступила непростительно глупо. Я променяла иллюзию на живого человека, променяла родную кровь на незнакомца.
"Макс, прости меня, пожалуйста, за то, что буквально выгнала тебя сегодня. На самом деле, я, как глупая дура, ждала Елизара, а он так и не пришел. Прости меня, если ты обидишься и не будешь разговаривать со мной тринадцать дней, я пойму. Но знай, ты мне дороже всяких там Елизаров", – такое сообщение я отправила Максу, чтобы хоть как-то дать понять ему, что он мне дорог.
"Все в порядке. Я все понимаю, не беспокойся. Если тебе страшно одной дома, то позвони мне", – ответил он.
"Не знаю почему, но мне не страшно. Я могу позвать соседку, если мне станет страшно. Спасибо. Спокойной ночи", – написала я, все еще чувствуя тяжесть в душе.
На улице стемнело. Вся моя скотина разошлась по домам, и я плотно заперла двери, чтобы она не разбежалась, пока я сплю. Кошкам я налила миску молока и отдала остатки супа. Еще раз проверив все ли двери заперты, я зашла домой и заперла входную дверь. Ну вот и закончились мои деревенские дела. Оказалось, это не так уж и сложно жить в деревне, чувствуется некое тепло оттого, что