оставаться дома. Что с тобой, малыш? Татьяна! Дайте воды! Быстрее! — обнимаю Яну со спины. Смотрю на её отражение в зеркале. От бледного вида и растерянного состояния супруги самого в дрожь бросает. Разворачивается ко мне лицом. Встречаемся взглядами и кажется, что в этот момент моё сердце стремительно сигает вниз…
— Кажется.., воды отошли… — обречённо шепчет Яна.
— Что???
* * *
— Внутри, будто шарик лопнул. Жидкость полилась. У меня все брюки мокрые. Жень..?
На секунду мои ноги становятся ватными. В груди дыхание спирает. Смотрю на неё, напуганную, и сам с ума схожу, ощущая невероятный тремор в руках.
— Рано… — бормочу, прикидывая в уме ситуацию. Да, блять! Здесь, кроме пилотов, только я и стюардесса. Всё! — Рано, малыш. Рожать сейчас нельзя. Нельзя рожать, любимая. Потерпи. Немного осталось.
— Прости, но от меня уже ничего не зависит… Мммм… — жалобно простонав, вцепляется в мои плечи руками. Пальцами в мышцы впивается. Настолько сильно, насколько в состоянии сейчас их сжать.
— Так больно?
— Очень. Крестец сильно разламывает. У меня схватки начались.
— Господи, Янка, ты серьёзно? Сейчас? Именно сейчас? — мой взгляд хаотично мечется по её напряжённому лицу. Надо бы позвонить гинекологу. Нужно спросить, что делать в таких ситуациях. Сейчас позвоню.
— Аааай, дыаааа! — взвыв от приступа боли, Яна задерживает дыхание на несколько секунд. Лоб опускает мне на грудь. Вместе пережидаем схватку. — Кажется.., сейчас, — отдышавшись, добавляет. — Не хочет Злата ждать посадку. Вся в папу…
У меня спина влажная, а она пытается шутить.
— Ладно… — нервный смешок сотрясает мою грудь. — Ладно, малыш, всё хорошо. Тогда дыши. Дыши, как тебя учили. Хорошо?
Соглашаясь, кивает головой.
— Что происходит? — позади раздаётся голос стюардессы.
— Да вот. Кажется, рожаем, — отвечаю я, помогая Яне вернуться в салон.
— Вы уверены? — Татьяна быстро оценивает ситуацию.
— Вряд ли я в чём-то уверен… — разбавляю замешательство шумным вздохом.
— Так. Только не паникуем. У меня медицинское образование. Я помогу принять роды. Давайте, ведите её в спальню. Пусть раздевается и ложится на кровать, а я за аптечкой сбегаю. Нужно предупредить командира о штатной ситуации. Диспетчеры аэропорта вызовут медицинскую помощь. Так что всё будет отлично!
Никогда бы не подумал, что мир в одно мгновение сузится до маленькой точки, в которой сконцентрируется самое важное событие в моей жизни. До сегодняшнего момента в наших с Яной жизнях всё происходило стремительно и ощущалось остро. А сейчас, как будто планета остановилась. Всё, вращающееся вокруг нас, замерло. Время будто застыло.
— Помогите ей… Садитесь рядом. Приподнимите ей немного спину. Пусть упрется в вас.
— Женя, тебе лучше уйти, — неуверенно сипит Яна, но послушно делает, что велят.
— Держи меня за руку, — протягиваю ей ладонь. Яна отпускает скомканную простыню и вцепляется в меня. — Ничего не бойся. Я буду с тобой… Рядом. Как ты хотела. Дыши, Янка, не паникуй.
Мне, так уж точно, пришлось отбросить панику в сторону. Ведь и вправду, всё идёт так, как и должно было случиться. Знаю, что она боялась этого момента больше всего на свете. Когда Вика рожала Тима, она ощутила всё на себе. В тот момент проклинала виновника всех бед сестры, а сейчас смотрит мне в глаза напуганным взглядом, полным любви и надежды. Вижу, что терпит из последних сил, дабы не расстраивать меня ещё больше.
— Тужьтесь, милая, сейчас тужьтесь. Головка показалась. Давайте, Яна, тужьтесь изо всех сил! — командует Татьяна, оживившись при виде маленькой макушки. Увидев окровавленные пальцы стюардессы, отвожу взгляд к иллюминатору. — Яна, ребёнку нужно помочь родиться на свет!
— Я больше не могу… — моя Мышка взвывает от боли. Закусив до крови припухшую губу, содрогается и плачет, душу разрывая на куски.
— Малышка может задохнуться. Вы сможете. Набираем в лёгкие воздух и вперёд! Как только я скажу, нужно приложить всё усилия.
— Ты сможешь, — целую её во влажный от пота висок, крепче сжимая руку в ладони. — Давай, любимая, последний раз, и мы увидим её. Нельзя сдаваться. Подумай о дочери. Сейчас не время себя жалеть.
* * *
— Яночка, милая, сейчас вы должны сделать невозможное. Жизнь ребёнка только в ваших руках, — заверяет Татьяна, вышибая из моей груди воздух.
Машинально вскидываю лицо к потолку, глаза прикрывая из-за выступивших жгучих слёз. За свою нелёгкую карьеру гонщика я столько в жизни повидал смертей и крови. Молодые ребята, поломанные как спички, на трассе Богу души отдавали. Наградой им были груды сгоревшего пластика и металла. Господи, ты всегда меня берёг. Даже в тот роковой день, когда рождался мой сын, ты вытащил меня из пекла целым и невредимым. Теперь я знаю, что ради них я остался жив. Прошу, помоги моим девочкам справиться с трудностями. Дай Яне сил. Клянусь беречь их до последнего вздоха…
Пронзительный визг жены в очередной раз лезвием по сердцу проходится. Если бы я только мог, я бы впитал всю её физическую боль в себя. Забрал бы страдания. Избавил бы от этих мук…
— Она выходит! Головка рождается! — с удвоенным энтузиазмом радуется Татьяна, вселяя нам обоим надежду. — Давайте, Яна, тужьтесь! Ещё чуть-чуть! Тужьтесь, тужьтесь, моя хорошая!
От повторного громкого крика Яны душу в щепки разносит. Закладывает уши. Она тужится во всю, а меня ломает окончательно. Обнимая её за плечи, вместе принимаем эту агонию. Думал, выдержу, но всё оказывается свыше всякой меры. Сквозь размытую пелену реальности замечаю, как маленький комочек плоти вместе с потоком крови пробкой выскальзывает из любимой женщины, разрезая напряжение в воздухе пронзительным детским криком.
— Ай, какие вы молодцы! — восклицает стюардесса, поднимая нашу крошечную Злату выше облаков. За дочкой тянется длинная пуповина. Она кричит, что есть силы, а мы… Мы с Яной, сплетая наши пальцы, рыдаем в унисон от безграничного счастья. — Господи, какая красивая девочка. Вы только посмотрите! Настоящая принцесса родилась.
— Дайте её мне, — Яна протягивает дрожащие руки навстречу дочери, но тут же падает обессиленной мне на грудь. Убираю с её лица влажные волосы. В макушку целую, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться на эмоциях ещё сильнее. — Золотце моё, иди к маме… Доченька. Жизнь моя. Дайте мне мою девочку… — надтреснутый голос Мышки звучит настолько жалобно и умоляюще, что меня нехило так цепляет за живое. А когда Татьяна укладывает
