паршивыми дорожным движением Лос-Анджелеса я хочу выехать заранее, чтобы самой добраться туда, а у его родителей было время приехать на арену. Потому что Рен Бергман не проведёт ещё одну профессиональную игру без присутствия его родителей, хоть сложная у них динамика в семье, хоть нет. К тому же, это дало мне идеальную возможность побыть с Зигги. Он каждый день говорит с ней по телефону, и несколько дней назад (засудите меня, да) я подслушала. Рен заметил, в уголках этих кошачьих глаз пролегли мелкие морщинки, когда он улыбнулся, и пугающая связь между этим выражением на его лице и моим либидо усилилась, ибо я чуть не кончила на том же месте.
— Хочешь поздороваться, Франческа? — спросил он.
Я на дух не переношу телефонные звонки, но у меня же есть гордость. Я взяла у него телефон, и кто бы мог подумать, разговор с Зигги прошёл на удивление легко. После этого мне показалось, что между нами заложен достаточный фундамент, чтобы воплотить мою идею.
Затерявшись в мыслях, я врезаюсь прямиком в знакомую грудь. Тёплую, пряную, крепкую. Мне приходится сжать свободную руку в кулак, чтобы не схватить его за рубашку и не поцеловать.
— Франческа.
Я шлёпаю его по животу.
— Для тебя Фрэнки, Зензеро.
— Как скажешь, божья коровка.
Мои глаза закатываются с такой силой, что аж больно.
— Безнадёжен.
Рен нежно сжимает мою руку и отводит в сторону в коридоре, когда мимо проходят Энди и Тайлер. Обычно я не замечаю, когда люди вокруг приходят или уходят, если я при этом на чём-то сосредоточена. Я тот самый человек, кто может стоять посреди коридора и болтать, не осознавая, что перегородил кому-то дорогу.
— Всё хорошо? — тихо спрашивает Рен.
Прочистив горло, я кладу ладонь на свой живот.
— Вообще-то нет.
Выражение чистой паники, исказившее его лицо, вызывает во мне прилив симпатии. Я подношу ладонь к его груди — интуитивный жест заверения — но потом убираю, вспомнив, где мы.
— В целом я в порядке, но мой живот… no bueno.
Он склоняет голову набок.
— Твой живот? Ты съела что-то испорченное? Вирус подхватила?
— Рен. Расслабься.
Правда в том, что колющие спазмы мучили меня с прошлой ночи, резкие и постоянные. Последнюю неделю я также чувствовала себя ноющей скрипучей тушкой. Месячные вот-вот должны начаться, так что неудивительно. Так намного проще изобразить дискомфорт. Потому что я правда испытываю дискомфорт, просто обычно это не помешало бы мне работать. Когда живёшь с хронической болью, привыкаешь жить сквозь эту боль. Ты просто живёшь свою жизнь, пока не свалишься. А потом поднимаешься, переходишь на другие лекарства и пробуешь снова.
— Это… по женской части, — говорю я ему.
Он заметно расслабляется.
— О. Окей. Знаешь, я не щепетильный, Фрэнки. Ты можешь сказать, что у тебя спазмы и месячные.
Я смотрю на Рена, чей настрой восторгает меня и немного удивляет. Это естественная функция организма. Я не понимаю, почему мы должны прятать это за эвфемизмами. Но я давным-давно запомнила, что люди ожидают такого, особенно мужчины. Приятно понимать, что с ним не придётся вести такую игру.
— Ладно. Да. У меня ужасные спазмы, и меня аж тошнит. Я поеду домой, — на краткое мгновение встретившись с ним взглядом, я переплетаю наши пальцы, следя, чтобы этот жест оставался скрытым от всех в коридоре. — Удачи сегодня. Или хет-трик, или ничего, Бергман.
Он улыбается.
— Как всегда, я могу лишь обещать, что сделаю всё возможное.
Это ли не правда? Мы все только на это и способны. И лишь немногие из нас могут это признать. Когда я отпускаю его руку и начинаю отворачиваться, Рен зовёт меня по имени.
— Да?
Шагнув ближе, он понижает голос.
— Могу я сегодня заглянуть в гости?
— Ну типа… как я и сказала, я могу быть не в состоянии для чего-либо.
— Я это знаю. Просто хочу побыть с тобой.
Моё сердце совершает пируэт в груди.
— О. Ну, конечно, ты можешь приехать. Но давай начистоту. Моя кровать — отстой в сравнении с твоей. Давай встретимся у тебя после игры?
Рен открывает рот, затем медлит и вежливо улыбается одной из координаторов команды, проходящей мимо. Когда она уходит, его взгляд возвращается ко мне.
— Поезжай туда прямо сейчас. Полежи в ванне, которая прилегает к моей комнате, расслабься. Хорошо?
— Хорошо, — наши взгляды встречаются, и Рен стискивает челюсти. Я знаю, что ему хочется обниматься. Целоваться. У него есть привычка покачиваться вместе со мной в его объятиях, и это не только мечтательно, но и успокаивает. — Пока, — шепчу я.
Он сжимает мою ладонь, затем отпускает. И я ухожу с противным тянущим ощущением внутри, которое растёт с каждым шагом. Мне не нравится оставлять его, не поцеловав на прощание.
«Ты кто вообще?»
Хороший вопрос. Что-то во мне меняется буквально спустя неделю этого маленького эксперимента, в котором я еле как приоткрываю железные ставни своего сердца и впускаю кого-то внутрь. Что-то во мне хочет не просто слегка приоткрыть эти двери, а просто гостеприимно распахнуть их настежь. Это что-то хочет доверять любви и сказать вселенной «покажи худшее, на что ты способна».
Потому что нет сомнений в том, что вселенная так и сделает.
* * *
Итак. Встреча с родителями Рена вживую оказалась куда более стрессовой, чем я думала. Я чувствовала себя каким-то подростком, который попался за поцелуями в подвале. Они не знают, что я боготворила ошеломительное тело их сына, пока желание направляло мои ладони. Они не знают, что он готовит мне булочки с корицей по рецепту его матери и целует в лоб каждое утро, когда вручает мне кофе. Они не знают, что я так много раз приправляла его имя ругательствами, когда он заставлял меня рассыпаться на куски.
И если у меня есть право голоса, они никогда не узнают.
Я также чувствовала себя чуточку неловко, потому что тайком взяла номер Зигги из телефона Рена, написала ей сообщение и спросила, не возражает ли она против моей идеи, которую я просто презентовала как возможность ненадолго избавить её от родителей и поговорить по душам между нами, девочками. Пусть идея родилась из желания наконец-то затащить родителей Рена на чёртову игру, я правда хочу подружиться с Зигги, дать ей немного ободрения, в котором я сама нуждалась, когда впервые получила диагноз. Я пытаюсь наладить контакт не только из-за головокружительных чувств к Рену, но так же из-за искреннего беспокойства за Зигги и желания узнать её получше.
Далее пришлось позвонить миссис Бергман, объяснить, что я хороший друг Рена,
