Вызывать «Скорую» Константин счел негуманным по отношению к коллегам. У них и так работы хватает, а здесь все уже здоровы и полны сил. До следующего передоза.
Он вышел на улицу. У крыльца сидел на санках мальчик лет пяти и грыз семечки.
– Ты что здесь делаешь? – спросил Константин.
– Мать жду, – басом, как мужичок-с-ноготок, ответил мальчик.
Константин тоже решил ее дождаться. Оставлять ребенка одного возле притона было как-то противно.
Мать появилась через минуту. Это была та самая красавица. Она спустилась с крыльца ровной походкой и, глянув на Константина совершенно трезвыми глазами, бросила сыну:
– Пошли.
– Куда ты его ведешь? – спросил Константин.
– Тебе что? – хмыкнула она. – Ну, к подруге. Ему спать пора.
– Так это твой дом, что ли? – поразился он.
– Мой, – с вызовом заявила она.
– Что ж ты его в притон превратила? – сердито спросил Константин. – Хороша мамаша!
– Хороша! – с еще более жестким вызовом отрезала она. – Ребенка кормить надо, вот и превратила. А ты что хотел, чтобы я сама употребляла? Или еще чем зарабатывала?
– Притон содержать – хороший заработок, – усмехнулся он.
– Уж получше, чем… Да вообще, не твое дело!
– Посадят же, – пожал плечами Константин. – Умрет кто-нибудь – вон, один сегодня чуть концы не отдал, – а тебя посадят.
– Не твое дело, – повторила она.
На этот раз в ее голосе мелькнуло что-то вроде уныния или даже испуга.
Константин не испытывал сочувствия к женщинам вроде этой. Молодая, здоровая, что за болтовня про горькую долю? Что ж твоя красивая голова ничего, кроме притона, придумать не может?
Он окинул ее взглядом – втайне ему хотелось еще раз полюбоваться ее красотой. Но вместо удовлетворения от вида прекрасного он почувствовал, что его как будто бы оскорбили.
Она, наверное, тоже почувствовала к нему какую-то необъяснимую неприязнь – метнула взгляд-молнию, резко отвернулась, схватила санки за веревку, дернула так, что мальчишка упал в них на спину, и пошла прочь.
И Константин пошел прочь тоже, стараясь поскорее ее забыть.
Но долго он еще ее помнил.
Белка никогда не хотела жить в стране вечного лета. Смена времен года ей нравилась и даже, наверное, была необходима ее организму. Но мартовский слякотный снег, плавно переходящий в апрельский, это слишком.
Настроение у нее было подавленное. Из-за отвратительной погоды, конечно.
Курсы заканчивались поздно, домой она всегда возвращалась в темноте. Пару раз попыталась зайти вечером в кафе, но это ничуть не воодушевило.
Она переменилась, и все прежнее стало ей немило – какая банальность! Или, может, не банальность, а горе.
– Будем сегодня бутербродами ужинать, – сказала мама, выходя Белке навстречу из своей комнаты. Тон у нее был виноватый. – Такая ужасная погода, так скользко… Я побоялась в магазин выйти, и молока даже нет.
– Ну, поужинаем бутербродами. – Белка пожала плечами. – Какая разница?
– Тебе стали безразличны такие вещи.
«Тебе они всю жизнь были безразличны», – подумала Белка.
А вслух сказала:
– Это плохо?
– Для тебя – да.
– Чем я от тебя отличаюсь? – хмыкнула она.
– Всем. В тебе от меня ничего нет, к счастью.
Белка сняла сапоги и прошла в кухню, чтобы не вести философские диалоги в прихожей.
– Я рада, что ты на меня совсем не похожа, – сказала мама, входя вслед за ней.
– Почему?
– Потому что я веду сомнамбулическое существование. Думаешь, не понимаю? Но я ничего не могу поделать, Белочка. Как-то мои родители в меня не вдохнули жизнь. Мир мне кажется страшно несправедливым, но противопоставить его мерзостям мне нечего, и я не знаю, как мне в нем существовать. Может быть, мне стоило бы уйти в монастырь.
– Ну-ну! – воскликнула Белка. – Не вздумай. Что ты там будешь делать? Поклоны бить, как буйнопомешаная? А я, значит, на своего биологического родителя похожа? – спросила она, чтобы отвлечь маму от опасных мыслей.
– Во всяком случае, он был энергичный, веселый. Студсовет возглавлял. Я даже удивилась, что он обратил на меня внимание.
– А почему вы с ним расстались? – спросила Белка.
– В этом как раз не было ничего удивительного. Мы с ним, собственно, и не сходились. У нас так мало было общего… Это даже студенческим романом нельзя назвать, просто я ему в какой-то момент понравилась, и мы провели несколько ночей в общежитии, когда его соседи по комнате разъехались на каникулы. Но я рада, что так вышло. Если бы я тогда не забеременела, то вряд ли когда-нибудь родила бы.
– Почему? – пожала плечами Белка. – Может, если бы от него не родила, то потом нашла бы мужа.
– Чтобы найти мужа, надо этого хотеть. А я не понимала, зачем это нужно. Все очень тривиально, как в твоих психологических учебниках, я их однажды полистала. У меня не было позитивного семейного опыта. Родители жили как чужие, у них ничего не было общего. Папа был интеллигент в бог знает каком поколении, а мама в Москву из деревни приехала и в пельменной работала. И ты же помнишь, какая она была.
Бабушку Белка, конечно, помнила. Если бы та не была ей бабушкой, а встретилась бы как-нибудь вне родственных отношений, то Белка бы с ней, наверное, двух слов не сказала. Не нашла бы, о чем их сказать. Она всю жизнь считала, что это нормально. Родственников не выбирают, поэтому среди них могут попасться люди, с которыми у тебя нет ничего общего. Но это когда они уже есть, когда ты уже родился при них. А как можно самой выбрать для жизни человека, с которым у тебя нет ни одной точки соприкосновения?
– Зачем же дед на ней женился? – спросила она.
– Я не знаю. – Мама улыбнулась своей отрешенной улыбкой. – Наверное, это просто стечение обстоятельств. Так вышло. Мне кажется, к тому времени, когда они сошлись, все это уже не имело для него значения. Он считал, что все главное в его жизни кончено и надо просто проживать оставшееся так, чтобы не было стыдно перед людьми, вот и все. Они были соседями по коммуналке. Вероятно, мама от него забеременела, и он женился.
«Я думаю, ему было все равно», – вспомнила эти же слова Белка.
И глаза темные вспомнила сразу, и тревожные искры в глазах. Она тряхнула головой, отгоняя ненужные воспоминания.
– Но почему так вышло?.. – не у мамы уже, а непонятно у кого и о чем, спросила Белка. – Почему?
«Все-таки это безобразие! Пять лет как война закончилась, а у нас элементарных медикаментов не хватает!»
Зина вышла из операционной в негодовании. Сегодня прямо во время операции кончились не то что медикаменты, а обычные марлевые салфетки. Ну разве может подобное быть? Только такой хирург, как Леонид Семенович, мог завершить операцию, несмотря ни на что.
