– Из окна дует, – робко вякнула Нина. – Простудить можете.
– Молчать, – строго сказал врач.
Весь его осмотр занял еще минуты две. Подергал у Игоречка руки-ноги, вывернул их во все стороны так, что чуть не отодрал, повертел головку, и Нине казалось, что он сейчас просто отвинтит эту головку, растянул его на простыне и засмеялся:
– Дуреха!
– Кто?
– Да ты, уважаемая мамаша. Молодая, глупая и полуобразованная, что есть самое страшное явление на свете.
– Я вас позвала, чтоб не про меня сказали, а про ребенка!
– На редкость здоровое дитя от молодых сильных родителей. Вы ведь, простите, не мама ребенку и даже не бабушка. Вы ему по крови и наследственности вообще никто. Я не ошибаюсь?
Нина обмерла. Эти роковые слова, кирпичем ударившие по голове, без всяких прочих доказательств разом и навсегда убедили Нину, что перед ней стоит специалист высочайшего класса и спорить с ним, а уж тем более что-то скрывать от него невозможно.
– Я, Михаил Соломонович, по документам мать, но по крови, по крови получается...
– Усыновили из родильного дома? Мамашка отказалась?
– Не совсем так. Но в общем, так.
– Ладно. Значения не имеет. Сильный, жизнестойкий, прекрасный ребенок. С чего вы устроили панике?
– Я, доктор...
– Начиталась литературы? – захихикал он.
– Да. Понимаете...
– И понимать не хочу! Никогда не лезьте в те области, где вы не имеете знания.
– Но ведь столько советов дают специалисты в разных журналах!
– Половина этих специалистов пишут свои статьи гонораров ради, не имея к тому никаких прав и знаний. Поменьше, мамаша, поменьше слушайте дилетантов. Присматривайтесь к дитю, приглядывайтесь к нему и сами научитесь его понимать. А уж если вы не можете существовать без помощи литературного совета, дорогая, то достаньте книжку доктора Спока, ориентируйтесь на нее. Тоже, конечно, без рабского восхищения, но мой коллега доктор Спок хотя бы действительно дело знает практически, а не высасывает свои домыслы из пальца.
Книгу доктора Спока Нина достала, всю ночь читала ее и после этого успокоилась. Имея эту книгу и телефон Михаила Соломоновича, можно было за будущее Игорька не волноваться.
Но хуже было то обстоятельство, что деньги таяли с невероятной скоростью, и Нина обнаружила, что на расчетный срок их явно не хватит и следовало подумать о том, чтобы подыскать какую бы то ни было удобную работенку.
Нинка-маленькая к этому моменту упрямо и упорно добивалась для себя положения старшей дочери при Нине, дочери капризной и требовательной. Нет-нет, а она называла ее «мамой», несмотря на строжайший запрет, порой покорно слушалась каждого слова и приказа Нины, а порой капризничала, но без озлобленности. И в порядке этих родственных связей Нинка-маленькая явно стремилась выстраивать свое будущее, в котором не намечалось никакой работы, никакой учебы, а только летний отдых на юге, на берегу столь полюбившегося ей Черного моря.
– Я как кормить Игоря закончу, должна отдохнуть, – неспешно сообщила она Нине где-то в середине марта. – Очень я за эту зиму устала.
– От чего ты устала?
– А тебе этого не понять. Ты же не рожала.
Этот ответ пришлось проглотить без возражений. Устает женщина после родов или нет, об этом Нина только догадываться могла.
– Понятно, – ответила она, ожидая, что последует дальше.
– Устала... На месяц-другой съезжу к морю, приведу себя в порядок, а потом...
– Вот именно. Что ты думаешь делать потом?
– Отдохну, а осенью буду в театральный институт поступать.
– Так, – выдохнула Нина. – И ты решила, что тебя там ждут не дождутся?
– А что? – ерепенисто взвилась Нинка-маленькая. – Я, может быть, народный талант-самородок! Мне сказали, что артистка Нонна Мордюкова тоже откуда-то с Кубани приехала, в институт поступила и вот теперь в кино играет.
– Таких, как Нонна Мордюкова, – старалась не злиться Нина, – одна на миллион, а может быть, даже на два. И я считаю, что ты в этот ряд не попадаешь.
– А мне сказали, что я пою, как Алла Пугачева! – с вызовом ответила Нинка-маленькая.
– Кто сказал?
– А ребята со двора!
Вот так, сообразила Нина, у подруги уже появилась компания, да иначе и быть не могло, поскольку девчонка молодая и, конечно же, без друзей-приятелей жить не может. А уж какая ей выпадет компания, в этом можно было не сомневаться. Мало шансов, что это будут приличные ребята, к таким Нинку-маленькую не тянуло от младых ногтей. Прилипнет к такой же шобле, что была у нее на юге.
– Что ж, – сказала она, – попробуй, поступай в театральное.
– Да не театральное, а училище циркового и эстрадного искусства. Там на певиц готовят.
– Подожди, ты же про кино, про актрису Нонну Мордюкову разговор вела?!
– Это одно и то же! Буду звездой, буду петь, танцевать и сниматься в кино. Мне магнитофон нужен, на батарейках. Я в него буду кассеты вставлять и следом за Пугачевой петь, так же, как она.
Через час этого нелепого разговора обнаружилось, что проблема расслаивается на две части. Во-первых, где и как наскрести денег на магнитофон – это игрушка не из дешевых. Во-вторых, Нина попыталась доказать девчонке, что петь «как Пугачева» не следует, потому что сама Алла Пугачева живет и здравствует, покидать эстраду не собирается, а потому ее копия никому не нужна. Все эти резоны до Нинки-маленькой совершенно не доходили, и в очередной раз пригрозив, что она бросит кормить Игорька до обозначенного срока, она получила магнитофон и с этого дня орала под него дуэтом то в паре с Пугачевой, то с Софией Ротару. Ясно было, что ни за той, ни за другой она угнаться не могла, но сама этого не замечала, а Нина ей о том не говорила – пусть орет и вопит, лишь бы кормила Игорька.
С наступлением первых весенних дней Нинка-маленькая все больше и больше начала пропадать из дому. Поначалу приходила с запахом табачного дыма, а потом чуткий и опытный нос Нины уловил и знакомый ей душок сивухи, ароматизирующий дыхание молодой мамаши.
Когда в один из вечеров Нинка-маленькая явилась откровенно «под газами», Нина молча отняла у нее Игорька, не позволив кормить, утром разбудила Нинку-маленькую, сказала ей «Доброе утро!» и с размаху влепила звонкую пощечину.
Нинка-маленькая завалилась на кровать и завизжала:
– Ты за что, сука, меня бьешь?!
– Я тебя еще не бью, – объяснила Нина. – Это просто так, для начала. Еще раз напьешься, я тебя так искалечу, что ты всю жизню свою поганую рожу не то что в экран не сунешь, а даже на улицу тебе показываться будет стыдно.
– Ты не имеешь права мне что-то приказывать! – заверещала Нинка-маленькая. – Я свободная гражданка в демократической стране!
– Ага! – проговорила Нина. – Наслушалась во дворе дурацких разговоров, да только ума у тебя не хватает, чтоб понять, что тут к чему!
