— Не мог чуть позже… паршивец, — заворчал Костя и вышел из кухни, застегивая на ходу штаны.
Он вернулся очень скоро с телеграммой в руках.
— Отец умер.
— Боже мой!.. — только и сказала Дина.
— Долго пожил… крепкий был мужик. Девяносто два года… и бабуля моя из долгожителей, в девяносто пять… ушла.
Дина подошла к Косте и обняла его:
— И ты долго жить будешь. Правда?
— Будь спокойна, молодой вдовушкой тебе не стать!
— Ты ж меня бросать собрался. — Она посмотрела на него почти серьезно.
— Ой, правда… — оживился Костя. — А я и забыл… как-то у нас это даже очень неплохо уже получаться начинало…
Дина вывернулась из крепких ладоней, сжавших ее бедра.
— Поедешь? — спросила она.
— Надо бы, — садясь за стол, сказал он. — Все уже быльем поросло… почти сорок лет прошло. Мать — беспомощная старуха, что ее теперь судить?.. Все тогда сделали то, что хотели. И я в том числе.
* * *
И они полетели на похороны втроем.
Костя надеялся, что смерть главы семейства примирит, наконец, всех. И хоть сам он уже давно не держал ни на кого ни обиды, ни тем более зла, Серафима по-прежнему желчно огрызалась в письмах, отвечая отказом на просьбы и уговоры Кости. Какая заноза могла засесть в сердце женщины, сполна получившей свое, что и по прошествии стольких лет упоминание о давно потерявшей актуальность и смысл формальности приводило ее в такое бешенство?..
Гоше предложили выбор: летишь или остаешься? Гоша сказал: полечу. Он так ни разу не увидел ни деда, ни бабки.
Первый вопрос о них он задал года в четыре. Костя сказал тогда:
— Твоих бабушку и дедушку заколдовала Снежная королева, и у них вместо сердца теперь кусочки льда, и живут они очень-очень далеко, в ее царстве. Это очень печально, но ничего не поделаешь.
Потом, уже учась в школе, Гоша, смышленый и понятливый с детства, попросил как-то отца:
— Расскажи, что там за Снежная королева такая, которая твоих родителей заколдовала?
И Костя рассказал, что родился нелюбимым, рос нелюбимым, между родителями тоже не было ни любви, ни мира. Поэтому, как только представилась возможность, он покинул свой дом и уехал сюда, к бабушке. Еще он рассказал про добрую фею — няню Аннушку, которая любила его и которую он тоже до сих пор любит.
Но теперь, будучи взрослым парнем, Гоша, конечно, знал всю историю отца без купюр.
Его отпросили из института на три дня, и все вместе они полетели в царство Снежной королевы, туда, где почти не бывает зимы, но где так и не сумели оттаять сердца заколдованных ею персонажей.
Костя по телефону забронировал два номера в гостинице вместо одного — на всякий случай, чтобы не повторилась история, произошедшая сначала очень давно, а потом повторявшаяся не раз.
* * *
Как-то, году в семьдесят шестом или седьмом, Костя повез семью в дом отдыха. Две одноместные комнаты располагались рядом, через стенку. В одной они укладывали спать маленького Гошу, а в другой ночевали сами. Как-то среди ночи в их номер постучали — требовательно и невежливо. Когда Костя открыл дверь, в нее буквально ввалились трое: ночная дежурная, директор дома отдыха и милиционер. Кто-то не мешкая включил свет, и все трое воззрились на постель, где лежала Дина, прикрывая наготу простыней: женщины с торжеством, мужчина со смущением.
— В чем дело? — возмутился Костя.
— А в том, — тоном оскорбленной морали заговорила директриса, — что мы не допустим нарушения социалистических норм общежития в наших стенах! Мне докладывали, но я не верила! Такие солидные люди!..
— Стоп! — Костя начинал выходить из берегов. — Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните, только я могу предъявить доказательства нашей невиновности перед вашей моралью…
— Это не наша мораль! Это и ваша мораль! Или вы не считаете себя советским гражданином? Попрошу не оскорблять при исполнении… — И в том же духе.
Директриса знала свои законные права и не могла отказать себе в удовольствии поработать на публику, демонстрируя власть. Она говорила громко, в расчете на то, что весь коридор второго этажа припал сейчас к дверям и слушает эту обличительную речь в назидание себе. Речь ее сплошь состояла из низкопробных агитационных газетных штампов, а голос был похож на скрип несмазанной телеги и безжалостно кромсал дивную южную ночь, превращая ее в ошметки дурного сна.
Милиционер, совсем молоденький парнишка, опустил глаза и даже покраснел от неловкости. Он переминался с ноги на ногу и готов был провалиться сквозь землю.
Дежурная являла собой классический образчик блюстительницы морали: темно-синее платье с кружевным воротничком, седые букли, уложенные венчиком, очки, поджатые узкие губки, вздернутый кверху подбородок и руки, сложенные кулачок к кулачку на пышной груди.
Директриса тоже была вполне в канонах образа: строгий костюм, тугой пучок на затылке, очки на совершенно крысином носу, каковым удобно шарить по темным углам в поисках чего-нибудь, чем можно поживиться.
Может быть, всех директоров подобных заведений подбирают по голосу, думала Дина, глядя на безукоризненно выстроенную мизансцену, и специально учат их набору подобных реплик?.. Дина не успела ни смутиться, ни рассердиться, она лежала и с любопытством наблюдала за развитием этой пьесы абсурда.
— Не кричите, вы разбудите нашего ребенка! — сказал Костя.
— Не знаю, чей это ребенок, только посторонним не положено находиться в номерах после одиннадцати часов! Я не потерплю разврата в стенах советского учреждения! Я доложу обоим на производство! — тараторил скрипучий пулемет.
— Все? — спросил Костя, едва сдерживая себя, чтобы не выбросить всех троих за дверь, а еще лучше — с балкона.
— Посторонним покинуть помещение!
— Посторонних здесь нет! Это моя жена и мать моего ребенка!
— У вашей жены совсем другое имя, а у этой дамочки вообще нет мужа!
— Вон! — Костя указал пальцем на распахнутую дверь комнаты.
— Что?.. — задохнулась директриса.
— Вон, — тихо произнес Костя. — Не мешайте людям спать.
— Мы должны составить акт!
— Составляйте, только не здесь и не сейчас!
— Вы должны подписать!
— Подпишу. Когда мне это будет удобно. Здесь дом отдыха или тюрьма, в конце концов?
— Занесите в протокол! — Директриса дырявила пальцем грудь несчастного милиционерчика. — А вы, дамочка, покидайте, покидайте помещение! — Перстом другой руки она целилась в Дину, как злая училка указкой.
— Послушайте, вы! — рассвирепел Костя, и Дина понимала, что еще совсем немного, и его будет уже не остановить. — Это вы покиньте помещение! Я за него заплатил! Я у вас не в гостях! И за отдых я заплатил, между прочим! И за спокойный сон в том числе!
