— А ты ее любишь?
И снова тишина. Он смущен. В этот момент до него скорее всего доходит, что женитьба и любовь все же не синонимы.
— Ну, если бы я ее не любил, разве бы я на ней женился?
Он произносит это так, что сомнений у меня не остается: он сам этого не знает.
— По-всякому бывает.
— Правда?
— Правда, — авторитетно киваю я.
— Ну, тогда тем более не знаю.
Вот это я и хотела услышать. Мне нужно было убедиться в его сомнениях, в его неуверенности. Не потому, что мне хочется, чтобы Дездемона получила то, чего она заслуживает, а просто мне не хочется причинять Алексу душевной боли. Мне хочется защитить его, оградить от неприятностей, и в то же время я хочу, чтобы он узнал всю правду. А вообще-то, если хорошенько подумать, это одно и то же.
Я прикуриваю сигарету, последнюю в пачке, и глубоко затягиваюсь.
— Пошли отсюда, — предлагаю я.
— Зачем? И куда?
Там, на улице, две машины сердито гудят друг на друга.
— Поглазеем на витрины.
Я не собиралась ничего ему рассказывать. По какой-то непонятной причине мне захотелось, чтобы он увидел все своими глазами. Так же, как пришлось об этом узнать мне. Все в полном цвете. Он должен был все увидеть, услышать, обонять и прочувствовать, как это вынесла я всего час назад.
Но как только мы выходим из квартиры, я начинаю сомневаться в своем решении. Не исключено, что увидев такую картину, он окончательно потеряет рассудок. Конечно, мне приятно представить, что он сломает Люку нос, но это только в мыслях. А как будет на самом деле? Наверное, меня это не слишком обрадует.
Поэтому, когда Алекс второй раз интересуется, куда же мы все-таки направляемся, я сразу признаюсь.
Тогда он спрашивает:
— А зачем?
Вот здесь мне приходится замедлить шаг и сказать ему:
— Ты оказался прав.
Этот ответ озадачивает его так, словно я общаюсь с ним на латыни.
— Насчет Дездемоны, — поясняю я. — Ты оказался прав.
— Что ты имеешь в виду? В чем я был прав? — Его перепуганные мальчишечьи глаза подсказывают мне, что он сам, может быть, и не желает слышать всего того, что я собираюсь ему рассказать.
— Дездемона кое с кем встречается, — говорю я, стараясь быть объективной и непредвзятой. Алекс шумно вдыхает воздух, словно пытается проглотить мои слова.
— Что ты имеешь в виду? — И хотя эта информация его полностью сражает, он все же понимает, что по улице, кроме него, еще ходят другие люди, а потому старается сохранить присутствие духа.
— Ну, ты говорил мне, будто подозреваешь Дездемону в измене. И теперь я подтверждаю, что ты оказался прав. Так оно и есть.
— Но тебе-то откуда об этом знать?
— Я ее видела.
— С другим мужчиной?
— С другим мужчиной.
— Что ты имеешь в виду?..
— Алекс, выслушай меня. Я видела, как Дездемона, твоя Дездемона, делала то, что делали недавно мы с тобой на диванчике, с другим мужчиной.
— К-каким еще другим мужчиной?
Наверное, мне не надо было всего этого затевать, в конце концов. Может быть, надо было так и оставить его в неведении, но зато с чувством вины. Хотя нет. Вопреки общему мнению, неведение как раз и не является никаким блаженством. Неведение — это несчастье, которое вот-вот произойдет. Эдакая бомба замедленного действия.
— С моим бывшим.
Я наблюдаю за тем, как эта новость начинает свое путешествие по его лицу. Сначала она достигает бровей, и они сдвигаются и морщинят кожу на переносице. Затем она попадает в глаза, распахивает веки и расширяет зрачки. Последним реагирует рот — нижняя челюсть чуть ли не отваливается.
— Неужели ты… хочешь… сказать…
— Боюсь, что так.
— Это Люк?
Я чуть заметно киваю.
— Нет, нет, нет, нет. — Алекс перешел на шепот.
— Я только что видела их.
— Где?
— У Люка.
Он замолкает и погружается в раздумья:
— Но ведь мы… скоро… поженимся. — Эти слова обращены не ко мне. Сейчас Алекс только лишь произносит вслух свои мысли.
— Алекс, послушай меня. Если ты просто хотел на ней жениться, зачем тогда вызывал меня на встречу и рассказывал мне о своих сомнениях и подозрениях? Почему нам захотелось сделать то, что мы с тобой сделали? Ты ведь знал давным-давно, что у нас с тобой ничего не получилось. А насчет Дездемоны у тебя были сомнения уже с самого начала. Правда?
Пожалуйста, скажи, что так оно и есть. Пожалуйста, я не хочу, чтобы получилось так, будто это я все вам испортила и расстроила вашу свадьбу.
Но, как мне кажется, ответа мне не получить. Похоже, он вообще не слышал моего вопроса. Он сражен. Тогда я снова заговариваю с ним, на этот раз более строго:
— Алекс, вы собирались пожениться. Да. И это была бы Самая Большая Ошибка, совершенная в твоей жизни. Разве не так? То есть, Алекс, приди в себя и подумай об этом хоть одну минутку. Уж если ты так сильно любишь Дездемону, как хочешь показать, то какого черта ты только что занимался сексом со мной, учитывая, что ты меня практически не знаешь? То есть почти не знаешь? Я видела тебя только один раз без Дездемоны. Подумай об этом. Это могла быть и не я, а кто угодно другой. Это уже не так важно. Вот в чем дело.
На этот раз мои слова возымели на действие. И хотя он сознает, что находится на шумной городской улице, он не может сдерживать себя, еще немного — и он расплачется.
— Нет, тут все важно. И я правда любил Дездемону.
Я не могу не заметить, как он напрягся.
— А теперь?
Он смотрит на меня так, будто перед глазами у него все плывет, как в тумане:
— Не знаю.
Мы ускоряем шаг.
— Прости, что я тебе все это рассказала. Так было надо.
— Не извиняйся. — Он снова останавливается и задает мне вопрос, на который мне бы очень не хотелось сейчас отвечать:
— Ну а если бы ты их сегодня не видела вместе, тогда то, что произошло между нами, случилось бы вообще когда-нибудь?
Я быстро перебираю в уме возможные варианты ответов:
Да, конечно. Это произошло бы в любом случае. Нет, слишком откровенная ложь.
Нет, конечно, нет. Ни за что бы я ничего подобного не совершила. Нет, а вот здесь слишком много правды.
Возможно. Кто знает? Если, конечно, ты бы тоже этого захотел. Слабо, невыразительно. Ни то ни се. И тогда я выпаливаю:
— Честно говоря, я не знаю. Но мне бы этого хотелось.
Вот в чем заключается успех. В умении ничего не испортить и не усложнять и без того нелегкую ситуацию.
— Но, Алекс, ты уверен, что нам все-таки следует туда пойти?
Я зачем-то задаю ему этот вопрос, хотя заявиться к Люку первоначально было исключительно моей идеей.
