Он остался у нее, и где-то после полуночи Сара проснулась, обнаружив, что лежит, свернувшись калачиком у его спины, касаясь губами его позвоночника. Но проснулась не окончательно – сон еще висел в ее глазах – и поэтому собственный голос доносился до нее как бы издалека. Едва слышно она как бы выдохнула:
– Я люблю тебя.
И тут же ощутила, как тело Энтони чуть заметно дрогнуло.
– Я люблю тебя, – почти неслышно ответил он. Сара не была уверена, что разбудила его, она сомневалась в этом. Точно тан же, как утром она сомневалась в том, что слова эти были произнесены. Ни один из них не вспомнил о них – и вряд ли когда-нибудь вспомнит, подумала Сара.
На съемочной площадке, следя за тем, как актеры облачаются в свои костюмы, Сара время от времени погружалась в размышления о том кратком моменте, как бы зависшем между пробуждением и сном. Возможно, именно в такие моменты звучит правда, а может быть, всего лишь нечто похожее на нее. Слишком уж много было других – когда ее чувства к Энтони не имели ничего общего с любовью.
А еще ее мучила тревога за Белинду. Через пару недель предстояло предварительное слушание, почти наверняка впереди ждал суд, и Сара не знала, насколько Белинда окажется готовой к нему.
К Рэнди она относилась с ровным дружелюбием, будучи, похоже, единственной женщиной на съемках, не пытавшейся соблазнить его. И, как обычно это случается в подобных ситуациях, именно поэтому привлекла к себе его интерес. Сама же Сара была очарована Ганнибалом – в антропологическом, или, точнее, психоаналитическом смысле. Когда Ганнибал не был занят перед камерой, Рэнди возил его в специальном кресле на колесиках, доставляя таким образом своему питомцу радость общения с людьми. Он объяснил Саре, что ходить на задних конечностях для Ганнибала все-таки противоестественно, поэтому кресло, сберегая его энергию, позволяет орангутану быть все же достаточно общительным существом. Сара поймала себя на том, что все больше поддается обаянию примата. Его пальцы, касавшиеся ее лица, всегда были нежными и любопытствующими, а во взгляде светилось нечто, напоминавшее вековую мудрость. Сара допускала возможность того, что Рэнди может истолковать ее привязанность к орангутану как проявление интереса к нему самому, однако это соображение нисколько не отдалило ее от Ганнибала, который начинал ей нравится куда больше, чем остальные участники съемок.
Своим ребячеством обстановка на съемочной площадке напоминала школьный двор – главным образом, благодаря присутствию Ганнибала. В трейлерах, где располагались гримерная, костюмерная, бар, висели отпечатанные на машинке объявления, предупреждавшие женщин о необходимости держаться подальше от «звезды» в периоды своих регулярных недомоганий. После появления этих бумажек взрослые люди стали еще больше походить на компанию подростков. Каждый день можно было увидеть по меньшей мере раз или два, как кто-нибудь из девушек с хихиканьем бросался прочь при приближении Рэнди с его приятелем. Отбежав на безопасное расстояние, они принимались махать руками и выкрикивать что-то вроде: «Я бы с радостью поболтала с тобой, только через пару дней». В съемочной группе фыркали от смеха и перешептывались. Саре все это представлялось довольно комичным, а поскольку в данный момент тело ее не готовило никаких сюрпризов, она могла позволить себе делать то, что хочет. Хотя, безусловно, знала, что наступит время, когда и ей придется действовать с большей осмотрительностью.
– А что, собственно говоря, может произойти, если женщина в период месячных подойдет к Ганнибалу? – спросила она как-то Рэнди в тот момент, когда две девушки торопливым шагом обходили стороной орангутана.
– Он почувствует возбуждение, он захочет ее, отчаянно, дико – и тогда уж наверняка достанется мне. Он будет видеть во мне самца-соперника.
– А кого он видит в тебе сейчас?
– Безусловный авторитет, – ответил Рэнди. – А также неисчерпаемый банановый источник.
– Значит, он предпочитает бананы? – Саре всегда было интересно: не стереотип ли это, есть ли среди человекоподобных существ хотя бы отдельные представители, которых нельзя купить за связку бананов.
– Он их очень любит. Но молочный шоколад ему еще больше по вкусу.
В этот день режиссер был на грани помешательства, поскольку все небо обложили тучи. Он никогда не доверял метеорологическим прогнозам, а сейчас вообще невозможно было определить, то ли на площадку опустился густой туман, то ли идет мелкий дождь. Его движения и команды стали торопливыми и резкими, он начал терять терпение.
– Время – деньги! – то и дело повторял он, как будто у всех остальных были какие-то сомнения на этот счет.
В такой неудачный день посторонний человек почувствовал бы себя на площадке особенно неуютно, и Сара уже жалела о том, что сказала Энтони, где именно будут вестись съемки. Энтони собирался заехать, и Сара напряжением мысли пыталась удержать его от этого. Она знала, что стоит ей позвонить Энтони и попросить не приезжать, как он наверняка заявится, так что теперь оставалось только полагаться на веру в собственную силу воли.
Но именно этих двух вещей – веры и силы воли – Саре никогда не хватало. Расположившись рядом с креслом Ганнибала, Сара держала его за руку и смотрела, как съемочная группа готовит очередную сцену. В эту минуту краем глаза она заметила, что на стоянку медленно вползает темно-синий «мерседес».
– Черт! – негромко произнесла она сквозь зубы.
Ганнибал посмотрел на нее тан, будто ему было досконально известно, что Сара имела в виду, а Рэнди, прекратив расчесывать его шерсть, повернул голову и спросил:
– В чем дело? Что-нибудь не так?
– Нет, ничего. Просто подъехал мой приятель.
– Это плохо?
– Он выбрал не самый лучший день. Постарайся быть объективной, сказала себе Сара.
Вряд ли Энтони не понимает, какое напряжение царит на площадке в такую погоду.
То, что произошло дальше, казалось, заняло какую-то долю секунды, но время часто оказывается совсем не тем, чем мы его себе представляем.
К ним медленно приближалась фигура Энтони, шагавшего по песку и не отбрасывавшего на него тень – солнце так и не выглянуло. Сара смотрела на него, повернувшись всем телом, и это ее движение скопировал Ганнибал, тоже уставившийся на Энтони. Помимо склонности преследовать женщин в их определенные дни, у Ганнибала был еще один пунктик: он терпеть не мог некий тип мужчин. Это было нечто инстинктивное, заложенное в него самой природой, и с этим приходилось считаться – поскольку воздействовать словом в данном случае было просто бессмысленно. Двое членов съемочной группы категорически избегали его общества. На одного Ганнибал постоянно скалил зубы, в другого как-то раз швырнул чашку с молоком. Никто не знал почему. По-видимому, у животного были свои явные симпатии и антипатии.
