уйти от духоты и шума, чтобы ясно мыслить. Вниз по заднему коридору, мимо мужского и женского туалетов. Там то, что мне надо. Большая черная дверь и выход в переулок. Свежий ночной воздух. Высоко над головой мерцали несколько отважных звезд. В остальном здесь было темно и сыро после раннего летнего дождя. Ужасно грязно и отвратительно. Идеальная обстановка.
Возможно, я излишне драматизирую.
Дверь за Дэвидом захлопнулась. Он повернулся ко мне лицом, положив руки на бедра. Он открыл рот, чтобы начать говорить, но нет, этого не произошло. Я не выдержала:
— Зачем ты пришел, Дэвид?
— Нам нужно поговорить.
— Нет, не нужно.
Он потер рот.
— Пожалуйста… Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Слишком поздно.
От одного его вида вернулись все мои страдания. Как будто прямо под кожей затаились раны, которые только и ждали, чтобы снова проявиться. Однако я не могла оторвать от него взгляда. Какая-то часть меня отчаянно желала видеть его, слышать его. Моя голова и сердце разбиты вдребезги. Дэвиду и самому, видимо, было плохо. Он выглядел усталым. Под его глазами залегли тени, и даже при таком отвратительном освещении было видно, что он очень бледен. Сережек не было, все они исчезли. Не то чтобы меня это волновало.
Он покачнулся на каблуках, глядя на меня с отчаянием.
— Джимми отправился на реабилитацию, и еще надо было кое с чем разобраться. Мы должны были пройти терапию вместе, как часть его лечения. Вот почему я не смог приехать сразу.
— Мне жаль слышать о Джимми.
Он кивнул.
— Спасибо. Он уже лучше.
— Вот и хорошо. Это хорошо.
Еще один кивок.
— Эв, насчет Марты…
— Ого! — Я подняла руку, отступая. — Не надо.
Уголки его рта опустились.
— Нам нужно поговорить.
— Да ладно?
— Да.
— Потому что наконец-то ты решил, что готов? Да пошел ты, Дэвид! Прошел уже месяц. Двадцать восемь дней — и от тебя ни слова! Мне жаль твоего брата, конечно, но нет.
— Я хотел убедиться, что хочу быть с тобой по верным причинам.
— Я даже не понимаю, что это значит.
— Эв.
— Нет… — Я покачала головой, боль и ярость нарастали во мне с огромной силой. Поэтому я толкнула его еще сильнее, и он отступил на шаг. Он врезался в стену, и мне больше некуда было толкать. Но это меня не остановило.
Я снова попыталась толкнуть его, но он схватил меня за руки.
— Успокойся.
— Нет!
Его руки обхватили мои запястья. Он стиснул зубы так, что я даже услышала хруст. Странно, что он ничего не сломал.
— Что «нет»? Не разговаривать сейчас? Что? Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду «нет» всему, что касается тебя.
Мои слова эхом разнеслись по узкому переулку, вверх по стенам, пока не исчезли в безразличном ночном небе.
— У нас все кончено, помнишь? Ты сам меня бросил. Я для тебя ничто. Ты сам так сказал.
— Я был не прав. Черт, Эв. Успокойся. Послушай меня.
— Отпусти меня.
— Прости. Но все не так, как ты думаешь.
У меня не было выбора, и я набросилась на него:
— Ты не можешь просто взять и прийти. Ты солгал мне. Ты изменил мне.
— Детка…
— Не смей так меня называть, — заорала я.
— Прости… — Его пристальный взгляд блуждал по моему лицу, возможно, в поисках смысла. Ему не повезло. — Прости…
— Хватит.
— Прости. Прости…
Снова и снова он повторял самые бесполезные слова во всем мире. Я должна была это остановить. Заткнуть его, пока он не свел меня с ума. Я прижалась губами к его рту, останавливая этот напрасный поток извинений. Он застонал и страстно поцеловал меня в ответ так, что губам стало больно. Но я тоже ответила ему болью. Это помогло. Я просунула свой язык ему в рот, забирая то, что должно было быть моим. В тот момент я ненавидела и любила его. Казалось, не было никакой разницы.
Он отпустил мои руки, и я обвила их вокруг его шеи. Он развернул нас, прислонив меня спиной к грубой кирпичной стене. Его прикосновения словно оставляли ожоги на моей коже. Все произошло так быстро, что не было времени задуматься о том, стоит ли это делать. Он задрал мое платье и разорвал белье. У него не было ни единого шанса выжить. Прохладный ночной воздух и тепло его ладоней ласкали мои бедра.
— Я так сильно скучал по тебе, — простонал он.
— Дэвид.
Он расстегнул молнию и спустил джинсы спереди. Затем он поднял мою ногу, подтянув ее к своему бедру. Мои руки обхватили его шею. Думаю, что я пыталась взобраться на него. Хотя я особо не соображала. Мной овладело стремление подобраться к нему как можно ближе. Он прикусил мои губы в еще одном грубом поцелуе. Его член прижался ко мне, вошел в меня. От ощущения, как он проникает внутрь, закружилась голова. Легкая боль, когда он растягивал меня. Его другая рука скользнула под мое бедро, затем он приподнял меня, толкая до упора, от чего я застонала. Я обхватила его ногами и крепко прижалась. И он легко вошел в меня полностью. Мы оба были настроены на грубость. Мои ногти впились в его шею, каблуки моих туфель стучали по его бедрам. Его зубы с силой впились мне в шею сбоку. Эта боль была идеальной…
— Сильнее, — выдохнула я.
— О да.
Грубая кирпичная стена царапала мне спину, цеплялась за платье. От жестких движений его члена у меня перехватило дыхание. Я крепко вцепилась в него, пытаясь насладиться ощущением нарастающего внутри меня напряжения. Всего этого было слишком много и все же недостаточно. Мысль о том, что это, возможно, наш последний раз, такое жестоко злое соединение, как это… Мне хотелось плакать, но слез не было. Его пальцы впились в мои ягодицы, оставляя следы на коже. Напряжение внутри меня становилось все сильнее и
