врача. Порой даже юристы забывают, что post hoc не всегда propter hoc. — блистал адвокат. Он перевёл латынь для несведущих: — После этого не всегда из-за этого…
Демьян замер. Вот сейчас.
Невольно улыбнулся. Аврора расправила плечи, подняла голову. Вздохнула. Легко. Свободно. Словно птица, что вырвалась из клетки.
Картинка сменилась. Демьян выставил перед собой руки в боксёрских перчатках и со всей силы ударил по груше. Неудачно. Плечо заломило.
— Чёрт! — выругался он.
Зубами расстегнул перчатку. Скинул вторую. Зачерпнул пригоршню воды из ведра, что сам и принёс, плеснул в лицо, вытер. Повесил на шею полотенце. Сел на край подиума, вжавшись лопатками в канаты ринга.
Майка пропиталась по̀том до самой задницы, с волос капало, и пора бы ему уже остановиться, но Демьян знал только один работающий способ снять напряжение — гнев, тоску, злость, что там в нём ещё сейчас было круто замешано, — колотить по груше до изнеможения. И он колотил.
— Закроешь? — перекрикивая телевизор, спросил его от двери Витя. — Демьян!
— Да, да, иди! — крикнул тот, оглядываясь в поисках пульта.
Встал. Чёртово плечо. Он ощупал мышцу. Покрутил суставом. Болело ниже — потянул сухожилие. Пульт валялся на лавке. Ящик, наконец, заткнулся. Воцарилась тишина.
Давным-давно, когда только приехал в Питер, Демьян работал в этом боксёрском клубе. Охранником, уборщиком, прачкой — бросал в стиралку использованные полотенца. Первый плюс непрезентабельной работы был в том, что хозяин разрешил ему ночевать в клубе, чем решился вопрос жилья, второй — весь день Демьян был свободен и мог работать на второй работе. Так он и делал.
Когда-то здесь даже соревнования проводили, но сейчас, к сожалению, клуб был заброшен. Хозяин умер, его жена не смогла решить какие-то юридические вопросы, а, может, просто плюнула на прежние увлечения мужа и уехала. От разграбления клуб спасло, что он находился в том же здании на Выборгской стороне, где Демьян арендовал цеха под своё производство. Даже вывеска сохранилась: не горела, но ещё висела. Тренировались в клубе только его работники, да несколько мальчишек с окрестных домов приходили помолотить по грушам.
Демьян посмотрел на пыльный ринг в силовой раме, сдвинутый в угол вместе с помостом. На затоптанный пол. Пора заканчивать. Большего сегодня он уже не добьётся. Просто завалится спать от усталости и забудется, большего и не надо.
Он снял с шеи махровую тряпку — по старой памяти кинуть в стиралку. И уже открыл дверь в раздевалку, когда стукнула входная дверь.
— Кого там ещё, — обернулся он.
— Ну, здравствуй, Демьян.
В дверях стоял Валерий Викторович Романовский.
— Хм… — вернул Демьян на шею полотенце. Взялся за концы. — Чем обязан?
— Ты мне скажи.
Похожий на статую Командора, в строгом плаще, высокий, статный он стягивал с руки перчатку, словно намеревался бросить её Демьяну в лицо, или пожать ему руку, как печально известный каменный Командор дону Жуану, соблазнившему его жену.
Параллели были настолько очевидны, что Демьян сглотнул.
— Что сказать? — усмехнулся он.
— Признаться, я думал, мне показалось. Думал, такого не может быть. Она ведь летала в Хабаровск. Это за десять тысяч километров отсюда. Какова вероятность, что вы встретитесь?
— Да практически нулевая, — с ноги на ногу переступил Демьян. Он стал остывать, поёжился и невольно посмотрел на окно. Или это от Романовского тянуло холодом?
— Вот и я так подумал. Оказалось, нет. Пути господни неисповедимы. Вы летели в одном самолёте: она к родителям, ты на съезд самогонщиков. — Демьян не стал поправлять, что на съезд производителей слабоалкогольной продукции. — И ты не упустил возможность, раз уж такая предоставилась, — сунул тот перчатки в карман.
— Возможность чего, Валерий Викторович?
— Исполнить свою угрозу и соблазнить мою жену.
— Твою жену? — нарочито удивился Демьян. — Я слышал, вы разводитесь.
— Это ничего не значит, — смотрел на него Романовский с вызовом.
— Правда? А что тогда для тебя имеет значение? — скривился Демьян. — Если её решение ничего не значит. Её трагедия — повод уладить свои проблемы, а её чувства вообще тебя никогда не интересовали. Ничьи чувства, в том числе и её.
— Ты плохо знаешь Аврору, — ответил Романовский. — Скажу больше, вообще не знаешь. И то, что пару раз ткнулся своим хреном в чужую жену, не делает тебя знатоком женских душ.
— А тебя, видимо, делает? Или твой хрен какой-то особенный?
— Я не сплю с чужими жёнами, Демьян.
— Давно? — усмехнулся Демьян.
— Очень. С одного памятного раза.
— Ах, ну да! Господин профессор теперь любитель девочек, неопытных, послушных, неискушённых. Тех, что не умеют возразить, не в силах противостоять. Такая мощь, такой человечище! Образованный, эрудированный, с блестящими манерами. Глыба! Учёный, доктор наук, врач. Я ничего не забыл?
— Я понимаю твою обиду. Гнев. Горячность, — смерил его взглядом Романовский. — На твоём месте я бы тоже злился. Но моя жена тут ни при чём. А ты… Ты воспользовался. Её ранимостью, уязвимостью. Ты… — он скривился.
— Я не пользовался, — шагнул к нему Демьян.
— Правда? — хмыкнул Романовский.
— У меня и в мыслях не было…
— Врёшь! — перебил его Романовский. — Было. Ещё как было. Иначе сказал бы ей правду. Она знала бы, кто ты. Вспомнила, как ты приходил. Была бы в курсе зачем. А ты… Какой лапши ты навешал ей на уши? Что влюблён? Что увидел и пропал? Уверен, она поверила в любую чушь. Она доверчивая… она… — он стиснул зубы.
Стиснул до желваков. Демьяну показалось, у него даже скулы побелели.
— Да не соблазнял я её! — взмахнул он руками. — Она сама так решила. Я бы никогда… Хотя какая уже к чёрту разница. Да, мы переспали. И я скажу тебе больше. Она замечательная, чёртов ты козёл. И никогда в жизни к тебе не вернулась бы, если…
— Если, что? — с вызовом задрал волевой подбородок Романовский.
Демьян чуть не выпалил: если бы не ждала ребёнка. Но вдруг понял, что Аврора ему не сказала.
Твою мать, она не сказала. До сих пор.
— Если бы я её не отпустил, — выдохнул Демьян.
— Ах это ты её отпустил? — стянул плащ Романовский. — А я, значит, старый немощный козёл, который ей не нужен. Ну что ж, он скинул туфли. Снял через голову
