диван и два знакомых, но расплывчатых силуэта. Чертовщина какая-то, не иначе.
Помня о предстоящей поездке, я не ощущала абсолютно ничего: ни волнения, ни трепета, ни беспокойства. Новый день, а боль старая. Горячие пески, острые ракушки, палящее солнце и беспощадный ледяной океан. Я уже стала привыкать к своим спутникам.
Рассеянно побросала вещи на кровать сплошной кучей, завалив ею тот чёртов пиджак, который мозолил мне глаза все эти дни. Время близилось к восьми, а я всё бродила по комнате, как ленивая и сонная жаба. Психанув, закинула всю эту кучу в чемодан и, кое-как утрамбовав её, защёлкнула кнопки. На месте разберусь, что взяла.
Свежий воздух ребячески забирался под ворот куртки, а ветер всё норовил унести за собой моё кепи, но я крепко прижимала его к макушке, со всех ног несясь к платформе под град собственных тревог и сомнений. Пахло наступающей на пятки осенью, а свет уже не такого тёплого солнца брызгал на желтеющую листву и пожухлую траву.
По дороге я переживала, как мне узнать профессора. Однако, когда я ступила на платформу, то сразу же глазами нашла именно его среди серой и непримечательной толпы.
Седеющий немолодой мужчина стоял на платформе, опираясь на замысловатой фактуры посох. Из его смешных усов торчала курительная трубка, от которой исходили клубы серого дыма. Должно быть, из-за этого вокруг него не было других ожидающих — они все разбрелись куда подальше, чтобы не дышать табаком. Всё моё существо будто проснулось от многовекового сна при встрече с исходящей от этого человека аурой доброты, спокойствия и гармонии. По мере того, как я осторожно приближалась, всё отчётливее были слышны его бормотания на незнакомом мне языке.
— Ерундистика какая-то, — говорил он, посматривая то на часы, то в сторону, откуда должен был появиться Хогвартс-экспресс.
— «Erundistika»? Это что за слово такое? — я в два шага оказалась около него и не смогла унять любопытства, услышав такое интересное звучание. Слово было не на английском, а гортанное «р» прямо забиралось в душу, щекоча нервы.
Мужчина вскинулся, причмокивая трубкой, потом дружелюбно улыбнулся своими смешными усами и заговорил уже по-английски:
— Доброе утро. Мисс Мэллори, я полагаю? — он жеманно и чересчур вежливо взял мою руку и слегка приложился к ней губами, щекоча кожу соломой своих усов. Кто-то тоже так делал, но я не могла вспомнить, кто?
— А вы, должно быть, Альберт Корбетт, новый профессор Теории магии? — я немного смутилась, но его колоритный вид не давал мне оторвать глаз. Он всё причмокивал трубкой и смешно водил своими голубыми, по-юношески яркими глазами из стороны в сторону, жмурясь от солнца.
— Всё верно, мисс. Хорошо, что вы не опоздали. Девушкам положено задерживаться на несколько минут для приличия, но не в нашем с вами случае, — он насмешливо дёрнул плечом и опять пробубнил что-то на другом языке, уставившись в небо и ёжась от холода.
— А на каком языке вы говорили? «Erundistika» — это что-то страшное? Какое-то проклятье или ругательство? — может, я и вела себя по-детски наивно, но мне было правда интересно — профессор буквально гипнотизировал своей персоной.
— О, душа моя, — и снова этот непонятный язык! — давайте сядем в тёплый поезд, и мы с вами познакомимся по-человечески, за чашкой кофе.
«Кофе?», — подумала я, но не стала ничего спрашивать, только согласно кивнула.
Через пару секунд послышался гудок, и вся россыпь немногочисленных ожидающих бросилась ближе к краю платформы, чтобы поскорее заскочить в поезд.
Тёплое, уютное купе встретило нас своими радушными объятиями. Профессор не вынимал трубки изо рта, даже когда мы зашли внутрь, но под мой удивлённый взгляд он всё же стушевался и перестал дымить, усаживаясь на противоположной от меня стороне.
— «Dusha moya» — это что? — я никак не могла унять любопытства, мне хотелось узнать, что это за язык. Альберт играючи прищурил глаза и мягко заговорил:
— Это русский, душа моя {?}[фразы Альберта на русском будут выделены курсивом], — он достал из нагрудного кармана носовой платок и зеркальце и начал очень элегантно, но в то же время забавно протирать усы от пепла, оставшегося после курения трубки.
— Так вы из России? Правда? — я подалась вперёд, полностью поглощённая тем, что делал профессор. Он закончил и убрал все принадлежности в карман. Затем взял в руки свой посох и полностью на него облокотился, задумчиво посматривая в окно купе.
— Я наполовину русский, наполовину немец, но вырос в России, да, — кончиками пальцев он слегка подкручивал усы. Казалось, ему совершенно неинтересно рассказывать о себе, но я не унималась:
— А почему у вас такая фамилия? Вполне английская, почему так?
— Ох, душа моя, — он снисходительно улыбнулся, переводя на меня свои серо-голубые глаза. — Вообще я Корбатов. Альберт Корбатов, а здесь адаптировал фамилию, чтобы любопытные студенты, вроде вас, не задавали лишних вопросов, — и он шутливо щёлкнул меня по носу. Его пальцы пахли табаком, и это было так непривычно, что я чихнула.
Через пару минут к нам постучалась проводница и предложила что-нибудь из напитков и закусок. Я уже приготовилась попросить её два стакана чая, как профессор проговорил:
— Душечка, две чашечки кофе, пожалуйста.
Проводница охотно кивнула и скрылась в коридоре.
— Кофе? Не знала, что в Хогвартс-экспрессе подают кофе, — я неловко сминала в пальцах кепи, боясь показаться слишком болтливой или неугомонной. Всё же последние дни из меня слова было не вытянуть, а тут настигли оживление и жажда общения.
— А вы когда-нибудь пробовали хороший кофе? — он говорил мягко, тембр его голоса успокаивал и вселял чувство безопасности и уверенности.
— Никакой не пила, признаться честно, — мне почему-то стало стыдно за это, и я опустила глаза.
— Вижу, вам нужно выпить чашечку, а то вы слишком бледны и вялы, — он неопределённо повёл рукой и снова взялся за трубку. — Не желаете?
— Ой, что вы! Нет, благодарю, — я отмахнулась от пахучего табака, и Альберт засмеялся в усы. Он пошутил, а я восприняла всерьёз, вот глупая! Я зарделась, смутившись, но его дружелюбная и добрая улыбка располагала, так что неловкость момента быстро улетучилась.
Проводница принесла две дымящиеся чашки, и как только передо мной оказался кофе, а в нос ударил дурманящий запах, которого я никогда раньше не чувствовала, приятно закружилась голова. Вперемешку с табаком выходило что-то невероятное, что щекотало ноздри и вызывало добрые ассоциации. За окном мгновенно сменялся пейзаж, но общие краски — жёлтые, красные, бордовые — оставались неизменными. Тёплая обстановка в купе, запах свежесваренного кофе и курительного табака заплясали
