айтишнику. Будь там туфелька с каблуком поострее и подошвой потяжелее, я бы ее не тормозил. А что? Может, от удара мозги этого болвана встали бы на место. Но мягкой отельной тапкой такую тушу не прибьешь. Пришлось остановить. Но поржал я знатно.
И до сих пор не могу успокоиться. Это уже истеричное.
А Ростовцева — кремень! Выходит из лифта и дефилирует к номеру, каждым своим шагом демонстрируя раздражение. Замирает у двери, складывает руки на груди и ждет. Пока я открою.
Я открываю. Галантным жестом пропускаю ее вперед. Но в зачет мне это не идет и, как только дверь за нами закрывается, слышу злобное шипение:
— Нагорный, да ты совсем офонарел!
— Протестую! — вскидываюсь я. — Где доказательства?
— Ты копался в моем телефоне!
Мое облачко топает ножкой. Я мысленно вою. Я так и знал. Эта гнида успел нажаловаться. Прятаться за бабскую юбку — это же так по-мужски! Нет, все-таки надо было его догнать и дать хорошего пинка. Зря так быстро отпустили.
— Кто тебе такую чушь сказал, Карамелька? — включаю дурака.
— Угадай с трех раз, — щурится моя пантера.
— Пф! И ты ему поверила?
— А мне не верить? — заламывает бровь Карамелька. — Что ты решил за меня заступиться — не верить?
Хороший вопрос.
Я вскидываю руки:
— Так, подожди. Давай разберемся, что конкретно тебя злит? Что я послал твоего бывшего на хрен и сказал, чтобы он больше на твоем горизонте не маячил. Или…
— Или! Ты полез в мой телефон. Без спросу.
— Я не хотел, — вру. — Честно. Оно само.
— И ты ничего мне об этом не сказал!
— А сказать хотел.
— Тоже честно?
— Еще бы! — фыркаю я.
Карамелька качает головой:
— Ты еще и входящий удалил, да?
Я пожимаю плечами:
— Допустим, было дело.
— Что за самоуправство?
— Так получилось. Не злись, — я ловлю Ростовцеву в кольцо рук.
Она брыкается и вырывается.
— Злюсь! — бурчит, надув губы. Свои сладкие, соблазнительные, карамельные губы. К которым хочется от души так… присосаться своими и никуда не отпускать. Завалиться в кровать, из которой мы недавно выбрались, и выбить из ее милой головки все обиды и душнилу Фёдора. Особенно последнего!
Какая нахрен бизнес-встреча? Какая, к черту, командировка? Плевать. Работать будем после. У нас тут практически медовый месяц в самом разгаре!
— Как я могу тебе после такого доверять? — ворчит моя коза гонористая.
— Запросто! — тянусь за поцелуем.
Зараза клацает зубами у меня перед носом:
— Откушу!
— Я хотел как лучше, Стеф.
— А получилось?
— Как всегда?
— То-то же! Я не бесправная кукла, — выдает моя девочка обиженно, — мне очень приятно, что ты заступился, но делать это молча ты не имел никакого права!
— Понял, принял, виноват. Что поделать, если рядом с тобой я дурею и тупею? Готов глотку перегрызть любому. Клянусь.
Ростовцева складывает руки на груди, повисая у меня в объятиях. Смотрит исподлобья:
— Точно?
— Еще бы! — снова фыркаю. — Иди сюда! Докажу.
— Мы опаздываем. Нет времени на доказательства…
— Да плевать! — сжимаю ее в тисках, Стеф задумчиво покусывает губы. Медленно-медленно уголки начинают подрагивать и расползаются в хитрую улыбку. Я, поймав момент, обхватываю ладонями румяные щечки и впиваюсь поцелуем.
Моя девочка хохочет мне в губы. Я тесню ее к нашему “аэродрому”, куда мы, наконец-то по-взрослому слившись, “приземлимся”. Стеф пытается брыкаться и протестовать. Залечивает мне что-то про неприлично, некрасиво и так нельзя. Я не слушаю. Заваливаю ее на кровать. Наваливаюсь сверху и зацеловываю. Везде, куда могу дотянуться. Стягиваю халат, избавляюсь от штанов. Даю волю своей эротической фантазии, которая вытворяет с ней все, что утром Карамелька мне вытворить не дала…
Беру по полной! Долго, не нежно и со вкусом. До хрипов, криков, истошных вздохов и полного бессилия. Люблю ее во всех возможных позах. Довожу до сногсшибательной разрядки. Сам развалившись на куски от накрывшего бешеного оргазма. Залюбливаю до такой степени, что первое, что слышу от Карамельки “после”:
— Нам нужно… пойти в зал…
Я скатываюсь с нее, заваливаясь рядом. На постель. Хриплю:
— Зачем это?
— У нас слишком много лишней энергии.
— И что?
— Она мешает нам работать!
— Чушь. Бред. Фигня!
— Нам нужно ее сбросить.
— Я знаю другой прекрасный способ вместо убийственного тягания железа, Карамелька.
— Знаю я твои способы, — фыркает мое облачко. — Мы уже стерли все, что можно и нельзя. До костей!
— Неправда. Там еще, — хватаю ее за попу, — все нормально. Туда мы еще не добрались…
— И не надейся! — хохочет Стеф, отползая от меня по кровати. — Надо собираться. У нас тридцать минут! Кстати, Сереж…
— М-м-м?
— А мы всегда предохраняемся?
Хороший вопрос. А главное, своевременный. Совершенно не по-взрослому, конечно, но рядом с Ростовцевой мозги отшибает напрочь, и я частенько забываю об элементарных вещах. Контрацепции, например. Башкой вполне понимаю, к каким это может привести “последствиям”. Но, честно говоря, они меня ни разу не пугают. У меня в голове уже все решено. Разложено по полочкам. И расписано по годам. Я буду очень не против, если через семь с небольшим лет наш ребенок пойдет в первый класс. Самонадеянно и эгоистично? Вероятно. Но какой есть. Поэтому все, что я делаю в ответ на этот вопрос, — тяну:
— Ну-у-у…
И затыкаюсь, заваливаясь головой на подушку. Карамелька подскакивает на постели и таращит на меня глаза:
— Что значит “ну-у-у”?
— Было пару раз. Без презервативов.
— И-и-и?
— Что “и”?
— Мы же… не же… ты же не устроил мне залет, да? Скажи, что не устроил!
— Это мы узнаем примерно недели через три-четыре, — улыбаюсь.
Ростовцева зеленеет, бледнеет и тут же багровеет. Рычит испуганно:
— Сережа, не шути так! — требует, заехав мне кулаком в плечо. — Мы не можем стать родителями! — жмется к краю кровати, кутаясь в покрывало. — Не можем, — повторяет, как в бреду.
— Почему? — пожимаю я плечами. — Почему нет?
— Да потому… — хватает ртом воздух девчонка, — потому что это нужно обсуждать! К этому нужно готовиться! Морально. И физически. А еще… — пыхтит, — еще мы даже не женаты. Вот! Я категорически против ребенка вне брака!
— В чем проблема? — опираюсь я на локти, приподнимаясь.
— В смысле, “в чем”?
— Давай поженимся.
Карамелька захлопывает рот и теряется. Смотрит на меня странным, нечитаемым взглядом. То ли все еще паникует и боится, то ли уже оценивает степень моего здравомыслия. Последнее, кстати, покинуло меня еще в той усадьбе. Бесполезняк.
— Давай поженимся? — повторяю. — Я люблю тебя — это мы выяснили. Ты любишь меня — это тоже решили. Так почему нет? Выходи за меня, Ростовцева?
Решение не то, чтобы спонтанное, но предложение молодой, красивой, шикарной девушке точно делают не так. Лежа голыми
