Татьяна Тронина - Песчаный рай

Дина зажмурилась, затем снова открыла глаза и только тогда уже окончательно проснулась. И поняла – она здесь и сейчас. Одна в этой комнате, в этом деревенском домике. «Позвонить… Нет, он сказал: сам вечером позвонит. И чтобы я не забыла включить телевизор. Я помню! Я все помню».

Она встала и, как была, в ночной рубашке до пят, вышла на крыльцо старого, но еще крепкого деревянного дома. Дул прохладный ветерок, но в нем уже явственно чувствовались те жгучие нотки, которые предвещали полуденный зной. Дина спустилась с крыльца.

Трава. Пионы. Скоро распустятся – вон их круглые, упругие головки поднимаются вверх… Дина не выдержала, прикоснулась кончиками пальцев к прохладным бутонам. Она любила ко всему прикасаться, все теребить. Тактильная радость – вот как это называлось. Радость прикосновения. Радость ощущения всего живого… В солнечном свете блеснуло сталью кольцо на ее пальце. Кольцо было ее талисманом. В прошлом году оно спасло Дину от смерти – так всерьез считал ее муж. Он утверждал, что именно благодаря кольцу и рана Дины после огнестрельного ранения зажила быстро, и пальцы ее вновь обрели подвижность…

Правда, не до конца.

Дина могла ими двигать, ловко управлялась по хозяйству, шила и многое другое… Со стороны никто бы и не подумал, что у этой женщины какая-то проблема с пальцами на правой руке. И на скрипке она играла по-прежнему лихо! Но… но что-то уже было не то. Суставы утратили прежнюю подвижность, не отзывались сразу и легко. А словно с усилием… Поначалу Дина переживала из-за травмы, из-за невозможности играть на скрипке, как прежде, виртуозно, но потом поняла, что данная потеря – только благо. «У медали две стороны!» – помнила она слова Никиты. Поэтому скоро ее перестала терзать прежняя честолюбивая тоска, тоска по несбывшемуся. Она не будет гениальной скрипачкой. Ведь на скрипке можно играть либо гениально, либо – вообще не играть. Ну и что. Есть более чудесные вещи, чем восхищение толпы. Она играла теперь для единственного своего слушателя – для мужа. А тот в музыке не разбирался совершенно, и потому для него Дина все равно была виртуозом.

А музыка… она и правда разлита везде.

Вот как сейчас, например. Звенел воздух, пели птицы. Хрустальными переливами, едва слышно, трещали своими слюдянистыми крылышками стрекозы…

А дальше – мелодично плескала волнами Волга. (Дом, в котором жила теперь Дина, стоял на высоком берегу, отовсюду хороший обзор. Река в этом месте широкая-широкая. Горизонт – как на ладошке, все рассветы и закаты – только для Дины!) Сейчас утренний туман над водой уже рассеялся, и было видно белый трехпалубный теплоход, медленно и вальяжно рассекающий воду. Вот он дал гудок, и этот долгий низкий звук разлился над водой.

Трель звонка откуда-то из дома. Ах да, это же будильник!

Дина, сбросив с себя оцепенение, бросилась назад, включила телевизор.

Передача уже началась. Спортивный канал. Репортаж о международном ралли с места событий.

– …а еще хочу передать привет своей жене. Она обычно сопровождает меня, но этим летом, так получилось, сидит дома. Динка, привет! – Никита, в комбинезоне, со шлемом в одной руке, замахал другой, свободной. На заднем фоне – золотые пески, белый диск солнца. Волосы у Никиты уже отросли, и золотисто-рыжие пряди торчали в разные стороны над его головой, напоминая нимб.

– Привет, – сказала Дина и тоже помахала рукой.

Другую руку она привычно держала на животе. Тактильная радость. Ведь их с Никитой ребенок уже начал шевелиться… И ни одно его движение нельзя пропустить.