А Нина сумела взять этого слабака в оборот, придумала блистательный план, который устраивал их обоих.
День города – тоже как вовремя!
Что еще? Да, и на пристани сегодня Нина оказалась в нужный момент. Это же надо – наблюдать за происходящим с такого удобного ракурса… Дом должен рухнуть именно в то время, когда катер будет проплывать мимо Садовской набережной.
«Мне везет, – улыбаясь, подумала Нина. – Мне всегда везло, если подумать».
Вот взять, например, те давнишние события… Когда много лет назад она зашла на кухню и застукала Глеба со своей подружкой. Как удачно Нина упала, ударилась виском… Ведь благодаря этому случаю она обрела абсолютную власть над своим мужем.
На самом деле Нина вовсе не падала в обморок. Она просто поскользнулась на картофельной шелухе – маленьком очистке, оказавшемся на полу. Потом, когда Глеб убежал вызывать «Скорую», а дурища Катя белугой ревела в коридоре (из серии – «не виноватая я!»), Нина села, отлепила от подошвы кусочек картофельной шелухи, бросила ее подальше, под стол, снова легла на пол и закрыла глаза.
…Глеб так испугался тогда, что потом даже не смотрел на других женщин. Он решил: изменишь – убьешь тем самым свою жену. А сама Нина поняла, каким образом можно манипулировать мужем. С помощью здоровья! Вернее, с помощью своих болезней… У Глеба чрезвычайно развито чувство ответственности, чувство сострадания. И чувство вины.
С тех самых пор Нина пристрастилась ходить по врачам. С тех самых пор она не работала – ведь Глеб не мог допустить, чтобы его больная, слабенькая жена вкалывала целыми днями. Мужчин надо дрессировать, считала Нина и удивлялась тому, насколько глупы и недальновидны ее приятельницы, которые пустили свою семейную жизнь на самотек. Их, приятельниц, бросали, им изменяли, о них вытирали ноги. А Светка Злобина вообще мужа себе не могла найти! По Глебу сохла… Глупая. Можно же было сохнуть и в удачном браке с другим мужчиной, кто мешает-то?.. Нина именно так и поступила. Любя Валентина, вышла замуж за Глеба.
Счастье – оно ведь не падает с неба, его надо строить, собственными руками. Да и вообще, ко всей жизни надо подходить как к написанию пьесы. Распределить роли, придумать красивый сюжет…
С Валентином у Нины не получилось, досадно… Но было бы вдвойне обидно, если бы она потратила на завоевание своего возлюбленного Валечки годы, а он все равно оставил бы ее с носом.
«Странно, сколько я билась за Валю, как любила его, чего только не придумывала – и вдруг все ушло. Даже не переживаю совсем! – думала Нина, глядя на проплывающий мимо берег. – А вот из-за Глеба – переживаю!»
Женщина не сомневалась в том, что теперь-то у нее все получится. Фифа погибнет, Глеб вернется. Конечно, не сам, это она, Нина, опять подстроит благоприятную ситуацию. Например – Глеб в очередной раз придет за вещами, а Нине во время его визита станет плохо. Действительно плохо. Хотя нет, этот план не годится – Глеб уже не верит в недуги жены.
Зато можно попытаться наложить на себя руки, по-серьезному. Чиркнуть ножом по запястью. Не сильно, но основательно. Кровь – она настоящая! Глеб не сможет бросить жену в беде. Начнет перевязывать рану, перекисью водорода поливать и т. д. и т. п. В этот момент можно его обнять, соблазнить… Он не удержится – от одного раза хотя бы. Да, точно. И устроить сцену как раз во время овуляции. Купить в аптеке тесты, рассчитать все тютелька в тютельку. Глеб не Валька, он себя не привык контролировать (и подтверждением тому те четыре аборта). А потом, в духе Скарлетт О’Хара, заявить мужу – милый, я беременна. Глеб будет просто вынужден вернуться! Ради будущего ребенка… А там, со временем, все забудется, все успокоится.
Нина выдохнула сквозь зубы. Она чувствовала необычайный подъем, перед ее мысленным взором все время стояло то фото, сделанное фифой. И как Нина раньше не замечала, что обладает таким сокровищем, как Глеб. Но ничего страшного, она все исправит, она вернет все на круги своя… Она вернет мужа. Главное – избавиться от соперницы. Это вот-вот произойдет.
…Нина издалека увидела тот самый дом.
Не отрываясь, с мрачным торжеством, с волнением, она ждала, когда тот обрушится, то и дело поглядывая на часы. Анатолий назвал ей точное время…
Минута, другая, третья… Ничего не происходило. Нина была уже вне себя, ее колотило. «С кем я связалась-то! – с яростью подумала она. – Так я и знала, что этот мямля откажется от нашего плана!»
Дом был все ближе. Время истекло. Женщина закрыла глаза – от безнадежности, от досады и бешеного раздражения…
И в этот момент раздался грохот.
Нина вздрогнула, открыла глаза. Дом медленно оседал. На катере все вскочили, закричали…
– Есть! – прошептала она. – Получилось!
Густое облако пыли двигалось к набережной.
– Рушат и рушат! Скоро весь центр разрушат…
– А пыли-то, пыли…
– Ну и ладно, чего за старье-то цепляться?
– Как это – ладно? Скоро от Москвы вообще ничего не останется!
– А может, дом сам развалился!
Нина не прислушивалась к разговорам вокруг. Она сквозь слезы счастья смотрела на клубы пыли.
Катер медленно плыл вперед.
Теперь он был напротив гранитных ступеней, уходящих в воду. Какая-то парочка целовалась на берегу, не обращая внимания на рухнувший неподалеку дом. «Вот, бывают же люди… – отстраненно, с брезгливостью подумала Нина. – Хоть весь мир погибни, а они не заметят – им лишь бы лизаться. Хуже собак!»
И тут ее словно током ударило.
На гранитных ступенях целовались Глеб и Евгения.
Евгения была жива.
И Глеб каким-то образом очутился тут.
Ведь они договаривались вчера с Анатолием – она, Нина, отвлекает Глеба, Анатолий выманивает к себе бывшую женушку… Что же произошло? Почему ничего не получилось?..
Похолодев, со слезами на глазах (теперь это были совсем другие слезы – слезы отчаяния, разочарования, бессильного гнева), Нина смотрела на мужа.
И это было ужасно – видеть, как твой муж целуется с другой.
* * *
Иван Павлович Ряпушкин, руководитель отдела иностранной литературы, с комфортом расположился на заднем сиденье авто представительского класса. Авто было взято напрокат в лизинговой компании – специально для проводов высокого гостя, а вот водитель Грачев, сидевший за рулем, числился в штате издательства «Эллипс».
Рядом с Иваном Павловичем, нахохлившись, восседал Фридрих Бергер.
– Фридрих, как вам сегодня погода? – любезно спросил Иван Павлович. – Не правда ли, чудесный день?
– Гут, – буркнул Бергер. – Зер гут.
– У нас теплое начало осени называют бабье лето… – мечтательно произнес Иван Павлович. Он находился в прекрасном настроении, поскольку сегодня, в воскресенье вечером, заканчивались все его мучения. Ряпушкин сопровождал «анфан терибля» мировой литературы, великого и ужасного Фридриха Бергера в аэропорт. Немец наконец покидал Россию! Правда, предстояла еще небольшая пресс-конференция в аэропорту, но она, эта конференция, не должна была таить в себе никаких подвохов.
