Епифанов долго сидел за столом не двигаясь, потом тяжело поднялся с кресла, подошел к зеркалу, висевшему на стене, спросил у своего отражения:
— Ты ли это, Жора?
— Я, — ответило отражение. — Таким вот стал, потому что слишком любил женщину, слишком доверял ей… А не надо было.
— Это верно, — сказал Епифанов. — Нужно будет учесть на будущее.
Он надел кожаную куртку и вышел из кабинета.
— Ирина Матвеевна, сегодня уже не вернусь. Если Паша будет спрашивать, скажите, пусть оставит на столе свои предложения, я с утра ознакомлюсь.
— Георгий Петрович, простите за откровенность, но вы в последнее время неважно выглядите. Бандиты отвязались, следовательно… в семье нелады?
— Потом как-нибудь расскажу, Ирина Матвеевна. А пока что… По пиву у нас идет большая прибыль, передайте главному бухгалтеру мой приказ — всю прибыль за месяц распределить в качестве премии между сотрудниками. Исключая меня.
— Как же это, Георгий Петрович? Вы же были главным инициатором этой идеи.
— Мне теперь не очень много нужно, Ирина Матвеевна, — с тоскливой усмешкой сказал Епифанов. — Всего вам доброго.
— Может, выпьешь, Жора? — спросил Зеленин. Сегодня он был каким-то особенно вежливым, да оно и понятно — на столе лежала видеокассета, наверное, заснял Леру… Какая мерзость, Господи! Конечно, Зеленин чувствовал свое превосходство, мол, он такой грубый, властный, и жена у него в порядке, а его Лера… из-за его мягкости, любви… Слюна во рту стала клейкой, тошнота подступила к горлу. Он должен на это смотреть, да еще и в присутствии… А тот уже видел…
— Налей, Дима. Что у тебя есть?
— «Джим Бим», кстати, любимое виски старика Канарца. Тебе с содовой?
— Давай так. Стакан, полный.
Зеленин понимающе кивнул, налил Епифанову стакан виски, себе тоже плеснул немалую порцию.
— Извини, Жора, что так получилось…
— Да я все понимаю, Дима.
Епифанов выпил полстакана, перевел дух.
— У тебя в квартире был один рыжий мудак.
— Знаю.
— Посмотри.
Зеленин вставил кассету в видеомагнитофон, телевизор под ним уже был включен. Епифанов сжал кулаки, машинально допил виски. Капли пота катились по его бледным щекам. На экране возникло черно-белое изображение… гостиная его квартиры. На диване лежала… Боже! Да это ж Людмила! Еще одетая, лежала и кокетничала с каким-то рыжим… с тем самым! Вот он стал обнимать ее, раздевать… А где же Лера?
Зеленин выключил видеомагнитофон:
— Больше не могу, я все видел, но тебе это не так интересно.
— А Лера?
— На кухне сидела, переживала, что согласилась предоставить свою квартиру для свидания подруги с каким-то уродом. — Зеленин снова наполнил стаканы, на сей раз себе налил тоже полный.
— Как на кухне? — спросил Епифанов.
— Ну так. Извини, у тебя проблемы возникли из-за дурости моей жены. И моей собственной дурости тоже… Но у нее ничего серьезного не было, ты вернулся раньше времени, спугнул его. Так что… я твой должник.
— Нет, погоди! — крикнул Епифанов. — Когда я вошел в квартиру — Лера была в ванной!
— Вместе с Люськой. Чтобы спасти ее, понимаешь? Пока Люська приводила себя в порядок, Лера стояла рядом, а душ включила. Потом пришла на кухню, прибавила громкости в телевизоре, чтобы Люська выскочила из квартиры, понимаешь?
Епифанов вспомнил, как ему показалось, будто входная дверь открылась и тихо закрылась. Так вот что было на самом-то деле! И мужик, застегивающий ширинку, понятен, и Лера в ванной, стук двери, и телевизор, который она включила на полную громкость, или почти на полную… А он? Что сделал он, идиот, ведь Лера ни в чем не виновата! Он глотнул виски, пожал плечами, беспомощно развел руками.
— Я нашел его, — продолжал Зеленин. — Он хотел получить пятьдесят тысяч баксов, шантажируя мою жену. Мои люди поговорили с ним, сказали, что так поступать нехорошо. Жить будет, а баб трахать… вряд ли.
— Шантажировал?! Ну и что… ты с женой… тоже?
— Простил ее. Дура баба, ошиблась, с кем не бывает? Все ж мы люди. Так что верни своей жене шубы и драгоценности.
— Как я их верну? Подарил мужику, он уехал на Украину супругу свою радовать, — пробормотал Епифанов.
— Скажи сколько, я возмещу. Это же по дурости Люськи все получилось.
— По моей собственной дурости, Дима, — сказал Епифанов. Посмотрел на Зеленина — теперь тот казался вполне нормальным, даже симпатичным мужиком. — Я и возмещу. Ты-то как сам?
— Я похож на слюнтяя? Правильно, нет. Но вчера… Да ладно. Все нормально, Жора.
— Я тебя понимаю, как никто другой, Дима. Думал, увижу Лерку на экране. Не знаю, как бы пережил это. Спасибо тебе, я помчался, нужно ведь жену успокоить.
— Я тоже еду домой. А то за этой чертовой работой не заметишь, как любимую женщину потеряешь. Но мы как-нибудь встретимся, обмоем это дело?
— Обязательно, и в самом ближайшем будущем! Они пожали друг другу руки и вместе вышли из кабинета.
Лера выглядела уставшей: лицо бледное, под глазами темные полукружия, а сами глаза — тусклы и безжизненны. Но все равно была она самой красивой женщиной в мире, самой любимой и самой родной. Епифанов с порога бросился к ней, обнял, принялся страстно целовать ее лицо. Но Лера отстранилась, тихо сказала:
— Прости, Жора, я виновата перед тобой.
— Я знаю! — радостно сказал Епифанов.
— У нас в квартире был чужой мужчина, я думаю, он сделал слепки ключей и вынес… Поэтому я не могла заявить в милицию, чтобы не подвергать Людку…
— Знаю, Лера!
— Я не могла тебе сказать об этом, потому что не могла рисковать жизнью Людки. Это не моя тайна, понимаешь? Ты простишь меня, Жора? Черт с ними, со шмотками, это даже и хорошо, я наконец смогла тебе сказать об этом.
— Да я знаю, Лера, все знаю!
Лишь теперь она услышала его. И удивилась:
— Откуда, Жора?
— От Димки Зеленина, мужа Людки.
— Господи! — с ужасом прошептала Лера. — Он тоже… все знает?
— Он все это видел. Рыжий козел заснял на миниатюрную видеокамеру и хотел получить с Людки пятьдесят тысяч баксов. Иначе — покажет запись мужу. А муж сам это увидел. Я тоже.
— Какой подлец… И что же? Людка жива?
— Все у нее в порядке. Димка не бандит, не зверь, он простил ее. Теперь у них такая любовь… Лера?
— Господи… — простонала она.
— Все, моя хорошая, все, моя любимая, все позади… прости, я был…
— И ты меня прости, Жора.
— Да за что? А шмотки… я тебе куплю все новое, прямо сейчас! Одевайся, поехали и купим. Все, и даже лучше того, что было!
— Нет, никуда мы не поедем.
— Почему?
