Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу

Придется смириться.

Он обернулся. «Жених» стоял поодаль, со страдальческим выражением лица. Он был так озабочен тем, чтобы не выйти из скорбного образа, что не вслушивался в разговор у окошка конторы.

И Дементьев принял решение.

— Есть, правда, еще один близкий человек. Грачев Сергей Николаевич.

— Паспорт давайте.

— Чей?

Служительница даже закатила глаза от его непонятливости. Но голоса не повысила. Инструкция требовала сохранять терпение. Это ведь не прилавок в магазине, а ритуальная служба. Клиенты нуждаются в сострадании.

— Паспорт Грачева. Сергея Николаевича. Правильно я записываю?

Боже мой, какой может быть паспорт у заключенного.

— Понимаете, гражданочка, мы паспорт забыли. Вы пока удостоверение выпишите, а Грачев заберет его потом, попозже.

— Ладно, — вздохнула она. — В виде исключения. Но учтите, это — в последний раз.

«Какой-то юмор у нее профессиональный, — подумал Дементьев. — Как будто мы каждый день кого-нибудь хоронить собираемся. Последний раз…»

Но не прекословил.

— Обещаю. Исправимся.

— Табличку будете ставить или крест? Памятник можно только через год, когда земля просядет.

Табличку или крест? Была ли Екатерина Семенова верующей? В церкви ее не отпевали, но это ничего не значит, ведь хоронит не семья. Как же он не догадался спросить у Сергея? Справляться же у Варламова не хотелось.

— Пока табличку, — сказал он наугад.

— Крестик тоже недорого. Хотя табличка — дешевле.

Интересно, что выбрал бы Сергей? Дело ведь не в деньгах. Дементьеву вспомнилась горница Надежды Егоровны. Иконы в красном углу. Лампадка под ними. А ведь Екатерина, кажется, была Грачевым как родная, как член семьи.

— Я передумал, — сказал он. — Давайте все-таки крестик.

— Правильно, — обрадовалась служительница и протянула ему счет для оплаты. Видимо, получала проценты с каждой услуги. Везде свои бизнес.

Могила была уже подготовлена, но наполовину заполнена водой: участок попался заболоченный. Двое землекопов в грязных спецовках ведрами вычерпывали из ямы бурую жижу.

Бригадир могильщиков наметанным глазом вычленил из группы провожающих главного — им оказался, по его мнению, Варламов.

— Трудный участок, — многозначительно проговорил он.

Варламов понимающе кивнул и полез за бумажником.

«Что ж, пусть немного раскошелится, — не стал вмешиваться Дементьев, хотя предпочел бы взять эти непредвиденные расходы на себя. Не сообщая, естественно, об этих тратах Анжелике. — Поживился этот тип гораздо больше… Если и вправду поживился».

— Прощаться будете? — осведомился бригадир.

— Непременно! — отозвался Варламов.

Гроб выгрузили из автобуса и водрузили на железную раму на ножках.

Екатерина лежала строгая и спокойная. Она уже ничему не удивлялась, хотя тонкие изогнутые брови так и остались слегка приподнятыми. На золотистых волосах сохранилась завивка, и локоны под порывами ветра шевелились, как живые.

Женщины плакали. Дементьев стоял насупившись, с глубокой морщиной на переносице.

Он внимательно наблюдал за тем, как Варламов склонился над убитой, пристально уставившись в ее лицо. Губы Юрия Андреевича беззвучно шевелились. Он стоял так довольно долго. Вначале кидал косые взгляды на присутствовавших. Потом, кажется, углубился в собственные мысли и позабыл об окружающих.

И тут… или Дементьеву только показалось? Губы Варламова растянулись в улыбке. Торжествующей.

Дементьева отвлекла старушка в черном платке, приковылявшая от соседней, еще свежей могилки. Тронула следователя за рукав пальто.

— Молоденькая какая. А я вот мужа схоронила…

Геннадий сочувственно кивнул. Но старушка нуждалась в дальнейшем общении.

— А что с ней? Сердце?

Дементьев с минуту подумал и ответил:

— Да. Сердце.

Это было правдой. Именно любящее, доверчивое сердце подвело Екатерину. Не распознало истинной сути Юрия Варламова. Катя Семенова умерла от любви.

— Ну что, пора? — деликатно кашлянул бригадир могильщиков.

Варламов вздрогнул.

И, зажмурившись, приложился губами к холодному Катиному лбу.

Нет, ничего для себя полезного не извлек следователь из этой сцены. Ничем явным жених не выдал себя.

Фактов для следствия не прибавилось.

— Ну и что мы будем делать сегодня? — осведомился Ванечка, покончив с завтраком. — В гости пойдем?

— Нет, моя подруга сегодня занята. Много работы.

— И зачем взрослые работают? — вздохнул мальчик. — Ради денег?

Лина улыбнулась:

— Не всегда. Иногда для удовольствия.

Ванечка пожал плечами.

— А ты?

— Я для души.

— А что ты делаешь?

— Я выращиваю лошадей.

— Настоящих? — У Ванечки загорелись глаза. — Ты их не боишься?

— Ты что? Они добрые и умные.

— А ты скакать на них умеешь?

— Конечно.

Мальчик посмотрел на Лину с уважением. Он бы тоже хотел промчаться стрелой на горячем коне, как делают в фильмах все лихие бесстрашные ковбои. А ему вместо этого предлагали сидеть на деревянных лошадках детской карусели.

— Вот это настоящая работа! — Он причмокнул языком. — А мама говорит: «Осточертело вкалывать. Бросить бы все к едрене фене…»

«Он говорит о ней, как о живой. — В горле у Лины встал горький комок. — Надо сказать ему… надо…»

Но язык не поворачивался.

Как права была Катя, говоря эти слова. Ушла бы она из валютки — была бы сейчас рядом с сыном…

— Хочешь, я расскажу тебе про лошадей?

Мальчик слушал, раскрыв рот, о том, какой замечательный конь Гордый. Особенно ему понравилось, что конь тоже рыжий.

Тетя Лина говорила о нем, как о человеке: «умный», «подумал». И Ваня тоже начал мечтать о таком друге. Он бы все понимал, он бы не подвел никогда, не то что Костька Федоров, который дружит только за жвачку.

Тетя Лина сказала, что в деревнях мальчишки выводят коней в ночное, катаются на них, купают в речке, сторожат их ночью, сидя у костра. Как жаль, что он не живет в деревне.

— А у нас в Москве нет лошадей, одни машины, — вздохнул он.

— Как это нет? — удивилась Лина. — Есть большой конно-спортивный комплекс.

— Где? — выдохнул Иван.

— В Битцевском парке.

— А там… дают покататься?

— По-моему, да. Там же школа верховой езды. И еще в Сокольниках.

— Поехали, тетя Линочка! Поехали! — заскакал вокруг нее Ваня. — Прямо сейчас. Одевайся! Ты меня научишь немножко. Научишь?

Он помчался в коридор, притащил охапку одежды и тут же принялся натягивать на себя и теплые штаны, и шерстяные носки, и поверх рубашки колючий свитер. Все противные неудобные вещи, лишь бы не дать повода Лине отказаться от заманчивой поездки.