— Ну так что папа сказал?
Лукас безучастно смотрел на меня. Затем покачал головой.
— Не знаю, — пробормотал он и потянулся через мое плечо ударить Феликса. Тот издал возмущенный крик.
Я позволила им бороться. Борьба давала им облегчение, даже утешала ненадолго. Я снова взглянула на часы на стене. Никогда эти цифры не казались мне такими черными и острыми. Воскресенье… воскресенье. Время на исходе. «Очень жаль, — скажет Барри, когда я позвоню ему сказать, что меня не будет на встрече в понедельник. — Мы так не договоривались. — Я представила себе, как он разводит руками с разноцветными браслетами. — Нам нужен надежный человек на этом проекте, Минти. Сейчас ты таковым не являешься».
Признаком цивилизованного человека — и чивилизованной женщины в том числе — является способность принять два противоречащих друг другу факта. Натан… умер. Его дети живы. В моей голове созрела идея. Подумай хорошо, убеждала я себя. Я положила перед собой руку и стала рассматривать пальцы. Подумай еще раз.
Уровень шума взлетел до критической отметки, и я попыталась оторвать мальчиков друг от друга. Феликс вывернулся и больно укусил меня за руку. Я снова схватила его.
— Не делай так. — Он напрягся и оттолкнул меня. Я присела рядом с ним. — Феликс, никогда-никогда не кусай людей. Ты слушаешь маму? Я говорю тебе очень важную вещь.
В борьбе за выживание мы используем множество приемов. «А теперь давайте подробнее обсудим борьбу за существование», — писал Чарльз Дарвин в «Происхождении видов». Однажды, когда мы, будучи уже некоторое время женаты, занимались безумным сексом, Натан вдруг остановился. «Я никогда никого так сильно не хотел, как тебя, Минти», — признался он взволнованно и страстно. Он не сказал: «Я никого не любил так сильно, как тебя», — как говорил это раньше. Я отметила это упущение, но пришла к выводу, что желание дает мне дополнительные преимущества.
Что-то у нас было, а чего-то не было. Наше желание пребывало с нами и помогло благополучно миновать немало жизненных ухабов. Взаимная любовь была слишком неопределенной категорией, я решила не делать проблему из ее отсутствия.
Наконец я подняла трубку и, не обращая внимания на плачущего Феликса, вцепившегося в мои ноги, набрала заветную комбинацию цифр. Мне быстро ответили.
— Это ты, Роуз?
— Минти?
— Я понимаю, что беспокою тебя, — пауза подтвердила это предположение, — но хочу спросить… Я хочу попросить тебя об одолжении. — Роуз не собиралась помогать мне, и последовала еще одна долгая пауза. — Пожалуйста… — это слово причинило мне боль, и я почувствовала, как краска ползет вверх по моим щекам.
— Я не уверена, Минти. Что случилось?
— У тебя нет причины помогать мне, но сделай исключение для мальчиков. У меня проблема.
— Почему я?
— Потому что Натан считал, что на тебя можно положиться. Я делаю то, что он… предложил.
— Мальчики? — перебила она. — Они в порядке? Они не больны?
Признание моего безнадежного положения сломило меня. Я истерически рыдала, сидя на полу рядом с телефоном.
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь побыл с ними завтра. Я не могу отпроситься с работы, а Ева в больнице. После завтра я смогу взять несколько дней.
Ровно в восемь часов утра Сым доставил Роуз в порогу дома номер семь.
— Он сейчас живет со мной, и подвез меня, — сказала она.
Сэм остановился на пороге.
— Привет, Минти, я не могу зайти, извини.
— Еще раз поздравляю с новой работой, — я уже взяла себя в руки и говорила спокойно.
Он нахмурился.
— Похоже на каплю дегтя в бочке меда, — сказал он. — Я приехал уладить последние мелочи.
— Джилли решила ехать с тобой?
— Я работаю над этим.
Я вспомнила просьбу Поппи.
— Могу я что-нибудь сделать для тебя?
— На самом деле, нет. Мы все уладим. — Он улыбнулся уже мягче. — Но спасибо за предложение.
Вопрос был закрыт, я поняла намек.
Я не знала, что я могу сказать или сделать еще, и защитала свою попытку как поражение. Сэм попрощался, и я проводила Роуз в дом. Она прошла за мной на кухню и положила сумочку на стол. Она была одета в джинсы, тонкую футболку и черный кардиган, в котором ее руки казались тоньше.
— Я не знаю, что сказать, Минти. Я даже не знаю, почему я здесь. — Она стояла спиной ко мне. — Я думаю, что делаю это для Натана.
Мальчики были вызваны из своей спальни, где они уже начали самостоятельно одеваться. Лукас был в своих зеленых штанах, а Феликс в синих носках.
— Ребята, вы помните миссис Ллойд?
— Роуз. — Она протянула руку. — Привет, Лукас? В этот раз я угадала? Здравствуй, Феликс.
Порыв ветра пошевелил заслонку кошачьего лаза. Клинк. Жуткий звук. По лицу Роуз пробежала тень.
— Это кошкина дверь, — сказал Феликс.
— У вас есть кошка? — спросила Роуз.
— Мама говорит «нет».
Близнецы сохраняли дистанцию и ограничивались короткими ответами. Их лица выражали скуку, неприятие и что-то большее, чем усталость.
— Это мама Сэма и Поппи, — объяснила я. — Она будет заботиться о вас сегодня. Помните, она знала папу.
Феликс ссутулился.
— Почему ты сама не можешь заботиться о нас, мамочка?
— Потому что я должна идти работать. Иначе мой босс не будет доволен мной.
— У него голос, как у Сэма, — сказала Роуз.
Снова хлопнула кошачья дверь. Это напомнило мне об обыденности жизни, неумолимости мелких ежедневных забот. Роуз сказала, что обнаружила, насколько замечателен и разнообразен мир. Для меня все было иначе. Неумолчный стук кошачьей дверцы не давал мне забыть о веслах, к которым я была прикована, гулко стуча над морем потерь, бедствия и скорби, по которому я плыла.
Роуз вернулась к своей сумке:
— Полагаю, я была последним средством?
— Если быть абсолютно честной, то да.
Это заставило ее улыбнуться, и атмосфера несколько разрядилась.
— Тебе, наверное, было невыносимо тяжело звонить мне.
— Да. И, если ты не лжешь себе, то тебе так же невыносимо было ехать сюда.
— Ну, это и так ясно. — Она достала пакет цветных фломастеров и два блокнота. — Феликс и Лукас, кто из вас лучше нарисует кота? Устроим соревнование по рисованию.
Но Феликс был занят осознанием новых фактов.
— Ты мама Поппи? Как мамочка — наша мама?
Роуз кивнула.
— Точно так же.
Лукас схватил блокнот и зеленый фломастер. Феликс еще опасался.
— Это мои синие носки, — сообщил он Роуз. — Папа из любил.
Роуз пристально посмотрела на носок, на маленькую ногу в синем носке, и слеза потекла у нее по щеке. Я отвернулась. Прежде, чем выйти из дома, я заглянула на кухню. Роуз сидела у стола, покачивая ногой, близнецы рисовали. Роуз говорила:
