Фионе очень хотелось, чтобы Эдриен был ее свидетелем. Все, что она делала, по-прежнему казалось ей безумием. Оставалось только надеяться, что она снова найдет в себе силы доверять Джону. В конце концов, разве любить не означает прощать?
Священник провел церемонию на французском языке, но попросил Джона и Фиону произнести свои клятвы на английском, чтобы они понимали смысл сказанных слов. И когда Джон взял ее руку в свою и осторожно надел на палец кольцо, Фиона ощутила себя его женой. В глазах Джона стояли слезы. Слезы текли по ее щекам, когда она давала ему клятву верности. А когда священник объявил их мужем и женой, Джон несколько секунд молча стоял, прижав Фиону к себе, прежде чем поцеловать ее в губы.
Потом он улыбнулся ей. Фиона на всю жизнь запомнила выражение его счастливых глаз.
Они вышли из освещенной свечами церкви на засыпанную снегом улицу, а через секунду уже, смеясь, бежали к машине, потому что Эдриен решил осыпать их снегом вместо риса.
Они отпраздновали свое бракосочетание в «Вольтере», а в десять часов вернулись домой.
Эдриен отправился к себе в «Ритц». Перед тем как он уехал, они с Джоном долго шептались о чем-то в прихожей.
В полночь они уже лежали в кровати и разговаривали. Им надо было многое обсудить. В ближайшие два месяца Джон собирался прилетать к Фионе на выходные, зато потом… Джону удалось убедить своих хозяев открыть в Париже филиал агентства, и он собирался руководить им лично. Им надо было подобрать себе дом, Джон собирался продать нью-йоркскую квартиру. Фиона все еще пыталась уговорить хозяев дома, где находилась ее квартира, продать ей весь дом целиком. Но те пока медлили.
Перед отъездом в Париж Джон серьезно поговорил со своими дочерьми. Он дал понять, что не собирается больше терпеть их возмутительное поведение. Они не обязаны любить Фиону — Джон не может их заставить. Но они должны вести себя с ней вежливо и уважительно. Или им будет хуже. Единственное, о чем жалел Джон, это о том, что не поставил своих дочерей на место два года назад.
Вдруг в дверь позвонили.
— Кто бы это мог быть? — встревоженно спросила Фиона.
— Наверняка Санта-Клаус, — улыбнулся в ответ Джон.
С довольным видом он направился к двери. На пороге стоял посыльный из отеля «Ритц», он вручил Джону большой сверток. Эдриен держал это до поры до времени у себя в номере, а затем, как они и договаривались, отправил Джону с посыльным.
— Что это? — Фиона подозрительно смотрела на входящего в спальню Джона.
— Я был прав. Это Санта. Просил передать тебе привет, поздравить с праздником и все такое… — говоря это, Джон опустил на руки Фионы мягкий сверток.
Она развернула голубой плед и увидела маленькую черную мордочку, глядящую на нее доверчивыми глазами. Существо напоминало нечто среднее между кроликом и летучей мышью. Фиона вопросительно посмотрела на Джона, затем снова на непонятное существо.
Перед ней был французский бульдог восьми недель от роду.
— О боже, неужели ты… — слезы уже подступали к глазам Фионы.
Положив щенка рядом с собой на одеяло, Фиона обнаружила, что ей подарили маленькую девочку.
— Не могу поверить, что ты сделал это…
— Она нравится тебе? — спросил Джон, присаживаясь на кровать.
Конечно, это был не сэр Уинстон, а лишь его дальняя французская родственница. Джон знал, как не хватает Фионе старого ворчуна.
— Она — чудо! Я обожаю ее, — Фиона была похожа на маленькую девочку, получившую долгожданный подарок на Рождество.
Она приготовила Джону в подарок картину одного из его любимых художников. Но разве могло это полотно сравниться с живым маленьким счастьем, которое преподнес ей Джон? Не выпуская щенка из рук, Фиона наклонилась и поцеловала своего мужа. Глядя на него в эту минуту, она была уверена, что на этот раз все будет хорошо. То, что было хорошего в прошлый раз, станет лучше, и появится много-много нового, что свяжет их в будущем еще крепче. Все будет совершенно иначе, еще чудеснее, чем прежде. Она снова доверяла Джону — и это было настоящим чудом. И она всегда, всегда любила этого человека. Только его одного!
— Спасибо, что дала мне второй шанс! — прошептал Джон, а щенок вдруг облизал крохотным розовым язычком лицо Фионы и принялся сосать ее палец.
Джон с умилением посмотрел на жену. Данные ими клятвы значили теперь для обоих куда больше. Они означали, что их навеки связала любовь, преодолевшая все преграды на своем пути.