Далее события развивались по классической схеме: после фильма они посидели в кафе, болтая о том, о сем; потом Кевин подвез ее домой, потом они вместе поднялись в ее квартиру. К этому времени Эшли (прекрасно понимавшая, куда все катится) уже успела пересмотреть свои соображения недельной давности о том, что ей нравится другой тип мужчин и что Кевин производит впечатление завзятого ловеласа. Зато он обладал мощной позитивной энергетикой, источал невероятное обаяние, являлся каноническим простодушным добряком и замечательно целовался. В результате они еще немного поболтали, капельку выпили, потом вполне органично переместились на диван, где все — столь же органично — и произошло. И Эшли была вынуждена признать справедливость самоуверенного заявления Кевина: забыть эти полчаса на диване и впрямь не представлялось возможным — ей, во всяком случае.
Кевин остался у нее на ночь, но утром заявил, что ему пора бежать: он обещал нескольким приятелям быть сегодня на теннисном корте и должен мчаться домой за ракеткой. Эшли ощутила, что он несколько подавляет ее своим напором и жизненной активностью, однако все же собралась с духом и высказала какие-то куцые похвалы его изумительным способностям. Мыслей на сей счет, у нее было куда больше, но она не умела облекать их в слова, стеснялась говорить на эту тему и боялась показаться неискренней. Радостно засмеявшись, Кевин быстренько потискал ее своими волосатыми лапами и почти сразу же исчез.
В среду они встретились еще раз — все прошло практически по тому же сценарию; в пятницу Эшли привезла домой Марка, а в субботу ближе к вечеру ей позвонил Кевин и сообщил, что подъехал к ее дому можно ли ему подняться? Это было настолько неожиданно, как снег на голову, — Эшли не успела ни подготовиться сама, ни провести подготовительную беседу с сыном, — но, как бы там ни было, через пять минут Кевин уже возвышался на пороге. Марк — худенький, большеглазый, со слегка вьющимися темно-русыми волосами — вышел в прихожую вместе с Эшли: схватив ее за край платья, он держался на полшага позади и смотрел на внезапного гостя исподлобья.
— О-о! — ликующе произнес Кевин. — Привет, Марк! Давно хотел с тобой познакомиться. Как отдохнул у бабушки?
— Хорошо, — неуверенно ответил Марк, покосившись на Эшли. — А вы кто?
— А я Кевин. Мы с твоей мамой вместе работаем, ходим в кино, гуляем…
Эшли стояла, напрягшись, предупреждающе положив руку на теплую макушку сына. Больше всего она боялась, что Кевин сделает какой-то неверный ход, способный обидеть или сразу оттолкнуть. Но он, похоже, и сейчас действовал так же уверенно, как и в любой другой ситуации, верный своему принципу никогда не делать пауз в болтовне.
— Слушай, Марк, твоя мама говорила, что у тебя есть аквариум, но я ни разу не входил в твою комнату и его не видел. Я очень увлекаюсь рыбками, мне хочется, чтобы ты сам мне их показал. По словам твоей мамы, она не очень хорошо в этом разбирается, зато ты просто настоящий знаток по части рыбок. Покажешь?
Марк кивнул и, по-прежнему не выпуская из рук подол материнского платья, направился к себе. Эшли ничего не оставалось, как последовать за ним, Кевин замыкал процессию. Войдя в комнату Марка, он осмотрелся с уважительным одобрением:
— Классный дизайн. Любишь мягкие игрушки?
По мнению Эшли, ее сын в свои восемь лет, мог бы уже и поумерить любовь к мягким игрушкам. Над его кроватью висели два огромных мохнатых паука изумрудного цвета, рядом на стульях восседали заяц с оторванным ухом и медведь в короне, на кровати располагались бархатистая змея с высунутым жалом и угрожающих размеров пчела, на столе жались друг к другу умилительные лягушка и божья коровка, на полу валялось нечто пухлое, бежевое, с мордой и лапами, с точки зрения зоологии, не поддающееся идентификации. Марк чаще всего использовал сие чудо в качестве пуфика. Эшли, наконец решила подать голос:
— А тебе не кажется, Кевин, что этих игрушек здесь чересчур много?
— Нет, не кажется. Они все такие разные, и каждая хороша по-своему. Всех цветов, всех размеров… Красавцы. Ты сам выбирал их, Марк?
— Сам, — гордо ответил Марк, выразительно посмотрев на мать.
— Молодец. Здорово. А это, значит, твои рыбки? Ну, давай, представляй.
Марк отпустил подол, подошел к аквариуму и уже куда более смелым голосом начал представлять его обитателей, через стекло, тыкая в каждого пальцем:
— Этот толстый — леопардовый дискус, мистер Макклори. А эта блестящая — серебристая скалярия Лиззи Акоста. А вот маленький тинодонтис — Клод Белл он…
— Постой-постой. А почему у них такие странные имена?
— Так мы назвали их именами маминых сотрудников. Мои рыбки на них похожи. Мистер Макклори, например, такой же жирный и уродливый, как мамин начальник.
Кевин расхохотался и склонился ниже над аквариумом.
— Вы с мамой оба молодцы. Очень оригинальная идея. А вот этого, золотисто-оранжевого с роскошным хвостом, можете назвать Кевином. Мы оба рыжие. — Кевин повернулся к Эшли и добавил уже персонально для нее: — И выбиваемся из общего ряда.
— У нас в школе, — доверительно сообщил Марк, — есть одна рыжая девочка. У нее столько же веснушек, сколько у вас. Даже еще больше. Все называют ее морковкой, а мне она очень нравится. Я думаю, ее дразнят потому, что она не такая, как все. Другим нравятся обыкновенные девчонки, но они же обыкновенные! Никто просто не понимает, какая она красивая.
— Слушай, — задумчиво протянул Кевин, подперев щеку кулаком, — ты даже сам не представляешь, насколько ты прав. Умница. Далеко пойдешь. А хочешь узнать, почему я рыжий? Так вот: давным-давно мои предки жили в одной маленькой европейской стране. А во всех реках и озерах этой страны было растворено некое вещество, и оно попадало в организм людей, когда они пили. Тогда ведь водопровода не было, воду для питья брали прямо из речек. А потом у многих рождались рыжеволосые детишки: это вещество раскрашивало волосы малышей еще до их появления на свет, как ты раскрашиваешь свои рисунки фломастерами или карандашами.
— И вы тоже родились в этой стране? — заинтересованно осведомился Марк, уже забывший про рыбок.
— Нет, мои предки давно оттуда уехали. Но память об этом веществе осталась в наших генах. Больше можно не пить воду из тех далеких речек, у нас все равно будут рождаться рыжие дети. Только уже не так часто, как раньше. Ты, кстати, знаешь, что такое гены?
— Знаю, — солидно ответил Марк. — Пока ребенок сидит у мамы в животе, в него переползают мамины и папины гены.
— Молодец! — восхищенно произнес Кевин, поднимаясь со стула. — Мыслишь в верном направлении! Слушай, ты не будешь возражать, если я останусь у вас ночевать?
