Однако, когда спустя некоторое время в его одежду стала проникать сырость, а ноги онемели от стояния на одном месте, Брюкнер решил заглянуть в костел и проверить, чем она там занимается. Он почти не сомневался в том, что она вышла из лаборатории, пряча что-то под пальто.
Он медленно отворил высокую дубовую дверь, вошел и спрятался за колонной. Кругом царила тишина, он напряг слух и, прищурившись, всматривался в неф. Если не считать нескольких мерцавших свечей и огромных букетов цветов, украшавших алтарь, Брюкнер не обнаружил никаких признаков жизни. Он осторожно скользнул в боковой проход, держа руку на рукоятке «Вальтера», и осторожно прошел в другой конец костела. На его верхней губе выступил пот, сердце застучало быстрее.
Он застыл в нескольких метрах от двери ризницы, вытянул шею и, прижимаясь всем телом к холодной каменной стене, начал прислушиваться. Тишина.
Дыша неглубоко и часто, Леман Брюкнер медленно приблизился к двери ризницы и встал вплотную к ней.
Он подался чуть вперед и заглянул внутрь. Никого. Крепко сжимая пистолет, он вошел в маленькое помещение, не обращая внимания на висевшую одежду, которая будто смотрела на него со стоячих вешалок, и подошел к другой двери. Та была приоткрыта, и внутри горел свет. Чуть подтолкнув ее носком, он смог осмотреться и заметил, что кабинет отца Вайды тоже пуст. На столе лежала книга, в меднике у стены горел огонь, рядом с книгой стоял стакан с вином, что свидетельствовало о том, что священник вот-вот вернется.
Леман Брюкнер вытер лоб и на цыпочках вернулся в ризницу. Пока он шел в темноте, его глаза случайно заметили крохотную точку света в полу рядом с ногой. Леман нагнулся, чтобы рассмотреть ее и увидел небольшое отверстие, в которое вставлена медная трубка, соединенная с небольшой раковиной в углу. Он встал на колени и прижался ухом к полу. До него долетели едва различимые голоса. Ничего не понимая, он сел. Эти звуки, как и загадочная медная трубка, видно, шли из какой-то потайной подземной комнаты. Но где она?
Он встал и начал прощупывать стены ризницы, надеясь обнаружить какую-то дверь, но ничего не нашел. Он вышел из маленького помещения и зашел за алтарь с тыльной стороны, осторожно продвигаясь вдоль стены полукруглой части костела. За высоким распятием он обнаружил дверь в углублении и толкнул ее – она вела к винтовой лестнице.
Брюкнер вытащил пистолет из кармана и стал медленно спускаться по лестнице.
Едкий земляной запах ударил в нос, а когда его рука время от времени касалась влажной и липкой растительности на каменной стене, он брезгливо отдергивал ее. Он осторожно спускался в темное пространство, не пропуская ни одной ступеньки и подумал, что слепые, должно быть, чувствуют себя так же. Вскоре усилия Брюкнера вознаградились – показался слабый свет. Послышался шепот, и он понял, что спустился почти до конца лестницы. Страшно потея и сдерживая желание помочиться, он наконец-то преодолел последнюю ступеньку и застыл от удивления.
Стоя под сводчатым потолком на последней ступеньке, Брюкнер увидел незамысловатую лабораторию, расположенную на длинном столе. Он взирал на каменные гробы, средневековые изображения усопших епископов, электрические лампочки, освещавшие мраморные гробницы и надгробные надписи, а также холодильник и взятый из больницы инкубатор. И все эти несообразности довершала невероятная сцена: монах в коричневой рясе обнимал медсестру и целовал ее в губы.
Он издал вздох, испугав брата Михаля и Анну, которые отстранились друг от друга и повернулись в сторону звука. Брюкнер вошел в помещение, держа пистолет наготове.
– Вы оба, стойте на месте, – ровным голосом скомандовал он.
Оглядывая помещение и узнав исчезнувшие из лаборатории предметы, Брюкнер прорычал:
– Что здесь происходит?
Ганс Кеплер включил самую обезоруживающую улыбку.
– Как видите, это склеп для захоронений. Здесь мы обрабатываем тела специальным препаратом.
– Я вижу… – Брюкнер протянул руку и взял со стола стеклянную колбу. – Черт возьми, это что такое? Чем вы тут занимаетесь?
Монах заговорил снова спокойным и безмятежным голосом.
– Я же сказал вам. Мы здесь проводим эксперименты в поисках средств для сохранения тел. Поглядите вокруг себя. Эти средневековые…
– Заткнитесь! Это какая-то вакцина. Точно не знаю, для чего она, но я лаборант и понимаю это, когда вижу перед собой пузырьки с вакциной.
Он разглядывал лица стоявшей перед ним парочки и хотел понять, как те оказались здесь. Вдруг ему все стало ясно: странная деятельность врачей, культура протеуса, которую он обнаружил, эпидемия тифа, от которой не пострадал никто из тех, кого он знал лично.
Он взглянул на монаха.
– Мы с вами раньше не встречались?
– Не думаю. Я беженец.
– Ну да… – Брюкнер на мгновение задумался, ища в своей памяти отрывки из рассказа о монахе, нашедшего приют в костеле Святого Амброжа. Он издал тонкий смешок. – Теперь вспомнил. Вы тот глухонемой.
Анна и Ганс переглянулись.
– Теперь я знаю, кто вы, – сказал Брюкнер, лицо которого исказил оскал, казавшийся улыбкой. – Вы тот эсэсовец, который шатался здесь во время Рождества. Тот, который умер от тифа. Так-так…
Он кивнул с невыразимо довольным выражением лица и отступил на шаг к лестнице.
– Это уж точно весьма интересно. Вот так эпидемия тифа! Как оригинально! Думаю, гауптштурмфюрер с большим удовольствием выслушает эту историю. Если бы вы знали, как он обожает тайны! Дезертировавший эсэсовец становится монахом. И ложная эпидемия тифа. Должен признаться, что наконец-то настал мой день.
Он указал пистолетом в сторону лестницы.
– Хватит! – рявкнул он. – А теперь пошли! Мы втроем немного прогуляемся по городской площади и по пути нанесем визит коменданту.
Бом… бом…
Во сне, свернувшись на матрасе подобно крабу, старик Жаба хлопнул себя по ушам и простонал. Ему приснился дурной сон.
Бом…
Ночную тишину разорвал звон огромных колоколов собора, словно призрачные куранты из ада сотрясали готический собор. Жаба снова простонал и раскрыл глаза. Оцепенев от выпитого, он моргнул несколько раз, пытаясь сосредоточить взгляд на низкой жестяной крыше своей крохотной лачуги и вспомнить, где он находится. Когда траурный перезвон колоколов наконец пробудил его насыщенное водкой сознание, старый служитель костела снова простонал и с трудом поднял свое уродливое тело. Надев брюки и набросив пальто, он пробормотал: «Ах уж эти дети! Я устрою им такую порку, что они об этом никогда не забудут. Разбудить целый город! Это им не сойдет с рук!» Он засунул босые ноги в жесткие старые ботинки и, не потрудившись завязать шнурки, шаркающей походкой вышел в ночь из своей жалкой лачуги.
