ближе, крепче.
Чувствую себя в безопасности. В абсолютной неге, и только сердце предательски стучит на какой-то сверхскорости.
– Это что такое?! Азарин!
Голос Зверевой, нашей алгебраички, возвращает на землю.
Тело напрягается, и плечи сразу же становятся тяжелыми.
Смотрю на Тима как дурочка, невербально прошу его что-то придумать, потому что сама я просто не в состоянии.
Тим поворачивает голову в сторону учительницы. На его лице красуется улыбка.
– Простите, Анна Константиновна, что разбиваю вам сердце, но вы не в моем вкусе, – наигранно, но так печально вздыхает.
– Что? Ты совсем обнаглел. К директору!
– Если он меня вызовет, то я схожу.
– Тим… – вмешиваюсь, потому что разговор заходит куда-то не туда. – Простите, Анна Константиновна. Извините.
Теперь уже сама показываюсь, замечая, как брови Зверевой подпрыгивают и встают домиком.
– Мы… Такого больше не повторится, – говорю громко, но не очень уверенно. Пресмыкаюсь перед ней, потому что не хочу лишних проблем.
Тиму, конечно, плевать, его все это только забавляет.
– Громова?
– Извините…
– Черт-те что! Директору я сообщу, – бросает напоследок и, круто развернувшись, стучит каблуками в противоположную сторону.
– Не парься, – это уже Тим. – Завидует.
– Смешно… Ладно, у меня через полчаса латынь, – проглатываю возмущение.
– Ты взяла еще один доп?
– Ага.
– Ну, – смотрит на смартчасы. – У нас есть еще полчаса.
– Нет, – накрываю ладонью его губы, чтобы не поцеловал. Потому что точно не смогу уйти. – Мне нужно повторить.
– Я тогда с тобой посижу.
Вряд ли я что-то вспомню, если он рядом будет. Но, вопреки здравому смыслу, киваю.
* * *
– Ты знала, что это нарушение прав человека? – выражает недовольство Катя.
– Можешь не уходить, – поправляю платье. Бежевое, по фигуре, с рукавом три четверти.
– Ага, он меня все равно выставит, – Катя закатывает глаза и заплетает волосы в косу. – Пойду к Аньке или к Дану, а потом вообще потеряюсь и не вернусь.
Токман продолжает бубнить. Выглядит это забавно, но чувствую я себя при этом неуютно. Понятия не имею, что ей Тим сказал, но на все мои уговоры остаться она не реагирует.
– Ты обижаешься?
– Что? Нет. Не на тебя точно.
Дверь в комнату открывается.
– Я стучал, если что, – Азарин бегло осматривается и закатывает глаза, когда сестра показывает ему язык.
– Если что, – Катюха смотрит на брата, – бей, Аринка, его по голове чем-нибудь тяжелым и зови меня.
– Иди уже, советчица.
– А я, между прочим, физику хотела подтянуть.
– Тим, – делаю шаг к нему и сразу же попадаю в кольцо рук. – Может, мы у тебя в комнате кино посмотрим?
Азарин ухмыляется. Так нагло, а сам при этом светится весь.
– Хорошая идея, – переплетает наши пальцы. – Ладно, Катюха, отбой, грызи свою физику.
– Иди ты в… – замолкает. – Арин, воспользуйся моим советом, а? Тресни ему по башке хорошенько. Бесит.
Улыбаюсь Азарину в плечо, и он почти сразу подталкивает меня к двери.
Нам нужно преодолеть пролет и половину коридора. Всего лишь. Но это расстояние сегодня кажется слишком длинным.
– Проходи.
– Спасибо, – понижаю голос, переступая порог.
В комнате темно. Я слышу щелчок. Тим закрыл дверь на ключ. Хочется повернуться, бросить на него прищуренный взгляд, но какой в этом смысл, если свет до сих пор не горит?
Ловушка…
– На какой мы серии остановились? – делаю крошечный шаг вглубь помещения.
– Не помню, – кладет ладони на мою талию. – Если бы прийти сюда предложил я, ты бы отказалась?
– С чего ты взял?
Он как-то неопределенно передергивает плечами, а потом… Потом его губы касаются моей шеи. Вздрагиваю. Не ожидала. Думала об этом, но все равно не ожидала.
– Отказалась бы.
Чувствую, что улыбается, и мои губы растягиваются в улыбке следом.
– Пятая серия, – вспоминаю, но не думаю, что сейчас к месту.
– Угу.
Тим прижимается ко мне теснее. Слишком остро все это… Слишком.
– Мы кино хотели смотреть.
– Помню.
Моя ладонь уже в его. Азарин утягивает меня за собой, но свет почему-то не включает. Единственное освещение, что здесь присутствует, луч от фонарного столба, попадающий в окно.
Не понимаю, как это происходит, но я уже сижу на подоконнике. Азарин устроился между моих ног. Одну ладонь положил на мое колено, второй сжимает мою руку. Перебирает пальцы.
– Слушай… Мои родители приглашают тебя к нам на ужин в эту пятницу.
– Твои родители? – повторяю за ним по буквам и хмурюсь, потому что он убрал руку. Ту, что лежала на моей ноге и ошпаривала кожу.
– Ага. Придешь? Как моя девушка ты в нашем доме еще не была.
Улыбаюсь. Сама к нему тянусь. Касаюсь его губ пальцами, смещаю их чуть в сторону, на щеку, потом к шее.
– Приду.
Опускаю голову, в которой снова рой мыслей. Вторую неделю с этими мыслями хожу. После его признания. Думаю, думаю. А озвучить страшно.
Вдруг, если скажу, он потеряет интерес?
– Арин?
– Что?
– Ты меня не слушаешь?
– Слушаю, просто…
– Что?
Что? хороший вопрос. Подаюсь к нему еще ближе, чуть вытягиваю шею, так чтобы наши губы уж точно были на одном уровне.
– Я тебя тоже, – перехожу ан шепот. Сама себя, наверное, не слышу. А он и подавно.
Хотя, судя по тому, как напряглись его плечи, все он услышал. Замер даже.
– У меня никогда такого не было, – продолжаю, пользуясь его замешательством и вспышкой собственной смелости, – чтобы ни о чем думать не могла. Становлюсь полной тупицей.
– Совсем ни о чем? – спрашивает с хрипотцой, и тоже тихо.
Мы оба перешли на какой-то ультразвук, но слышим друг друга. Прекрасно слышим.
– Только о ком. О тебе. Постоянно о тебе.
