Когда она ушла, я повесила платье на дверь и повернулась боком, чтобы снова посмотреть на свой живот. Он станет ещё больше, потому что наш ребенок растет.
Вздохнув, я пошла переодеваться, на самом деле не заботясь о своей прическе или макияже. Я просто хотела покончить с этим, чтобы быстрее лечь спать. Я была измотана.
Надев свои красные туфли на каблуках, я сделала глубокий вдох и хрустнула шеей, прежде чем выйти. Лиам стоял, ожидая на балконе, как я и просила, глядя на людей в саду. Я могла услышать их кудахтающий смех, фальшивые комплименты и щелканье фотоаппаратов.
Положив руку ему на спину, я облокотилась на перила рядом с ним.
— Они все любят ее. — Он нахмурился, глядя сверху вниз на миссис Монро, когда люди собрались, чтобы пожать ей руку и сфотографироваться, как будто она уже была президентом. — Нам нужно что-то, что угодно, чтобы снять ее с пьедестала, иначе мы проиграем, и я не могу ждать еще четыре года.
— Когда мы в последний раз проигрывали, Лиам? — Спросила я. Он ухмыльнулся, поворачиваясь ко мне. Сделав шаг назад, он оглядел меня с ног до головы.
— Ты прекрасна.
— Я знаю. А теперь давай помиримся с правительством, пока они не попытались обвинить нас в уклонении от уплаты налог.
Он рассмеялся, целуя тыльную сторону моей руки.
— Я бы хотел посмотреть на их попытки.
ГЛАВА 22
«Политический язык… разработан для того, чтобы ложь звучала правдиво, убийство — респектабельно, и придает солидности».
— Джордж Оруэлл
МЕЛОДИ
— Как будто время остановилось. Земля под моими ногами ушла, и сам дьявол протянул руку и затащил меня в ад. Я закричала, пытаясь дотянуться до своего мужа посреди этого хаоса. Я хотела умереть, потому что в глубине души знала, что его больше нет. Невозможно было изменить то, что я видела — то, что видела Америка! Всего несколько минут назад мы сидели на заднем сиденье лимузина, и мой муж, президент Франклин Монро, сказал мне, как для унизительно быть слугой этого правительства. Он рассказал мне о своих мечтах об этой стране. Будучи родом из Техаса, где все большое, его мечты были еще больше. Вот почему я не могу перестать плакать, скорбеть, потому что все, что я могу сделать, это пытаться чтить его мечту до тех пор, пока мой последний вздох не покинет тело.
Один за другим я наблюдала, как люди вокруг нас вставали, у некоторых в глазах блестели слезы, другие были готовы пойти на войну за эту женщину. Они аплодировали. Я не хотела вставать не хотела хлопать, все, что я хотела, это ударить стальной битой каждого из них по лицу.
— Улыбнись и встань, милая. Камеры снимают, — прошептал мой муж. Он был так же напряжен, как и я.
— Как кто-то может воспринимать эту женщину всерьез? Ее прическа похожа на пчелиное улье, — пробормотала я ему.
— Ее муж был «народным лидером». Так что теперь она народная вдова, улей это или нет. Хлопай.
Хлопая в подавленном гневе, я наблюдала, как брюнетка на сцене улыбается и машет своей обожающей публике.
Мы проигрывали. Никакие деньги не могли завоевать любовь народа. И каждый раз, когда эта сучка начинала говорить, они любили ее еще больше. Она принимала это и продолжала говорить. Предполагалось, что она всего лишь произнесет краткую речь об этом событии, но теперь я чувствовала себя так, словно мы были на предвыборных дебатах.
— Я хотела бы поблагодарить сенатора Коулмена, — добавила она. Впервые человек, которого мы хотели видеть президентом, действительно был в центре внимания. — Многие из вас этого не знают, но сенатор Коулмен и мой муж были соседями по комнате в колледже и хорошими друзьями. Когда он узнал, что Коулмен будет баллотироваться против него, он повернулся ко мне и сказал: Мы все равно пригласим его на Рождество, когда он проиграет. Я надеюсь, что ты все приедешь, даже сейчас.
— Всегда! — Сенатор Коулмен рассмеялся, поднимаясь, чтобы занять свое место на трибуне. — Большое вам спасибо, мадам первая леди.
— Я ненавижу, когда они играют в любезности. — Лиам вздохнул, возвращаясь на свое место вместе с большинством гостей.
Я последовала его примеру.
Оливия быстро окинула взглядом столы.
— Где Нил?
— Надеюсь, исправляет это дерьмо, — прошептал Деклан, потягивая бренди, пока Коралина изо всех сил боролась с тем, чтобы не заснуть. Она выглядела измученной. Я не была уверена почему; она ничего не рассказывала.
— Нил говорил кому-нибудь из вас, как он планирует все исправить? — Спросила Эвелин, набрасывая на плечи свою белую шелковую шаль.
— Нет, — прошипела Оливия. — Все, что я знаю, это то, что ее высочество приказала ему застрелить моего отца.
За исключением Лиама и Седрика, все взгляды устремились на меня. Как будто это было так удивительно.
— Я полностью «за». — Миссис Коулмен хихикнула, наливая себе еще один бокал вина.
— Мама! — Оливия усмехнулась, схватив ее за руку. — С тебя хватит, и мы не можем серьезно говорить об убийстве моего отца прямо сейчас.
Подняв голову с плеч Деклана, Коралина тоже огляделабока
— Нил не стал бы… не так ли?
— Это не первый раз, когда один из нас убивает отца своей жены, — прошептал Седрик в свой стакан. На что Эвелин просто перевела свой взгляд на сенатора Коулмена, пока он говорил. К сожалению, она была единственной, кто действительно уделял ему внимание.
Стукнув кулаком по столу, Оливия подвинулась на краешек стула.
— Мой отец сделал все, о чем вы просили. Он живой человек, а не пешка в ваших играх.
— Милая, расслабься, люди смотрят, к тому же не похоже, что он был лучшим отцом в мире. — Миссис Коулмен рассмеялась, прежде чем снова выпить.
— Нет! — отрезала она. — Он мой отец. Скажи Нилу, чтобы он нашел другой способ, потому что, если мой отец умрет, это будет на твоей совести, Мелоди Джованни. Он — моя семья, и если ты связываешься с моей семьей,
