– Зачем вы спрашиваете, Алексей Васильевич? – укоризненно сказала Марина. – Ведь это ваш дом, и вы…
– Мой дом? – усмехнулся его голос. – С чего вы взяли? Так я буду через час, хорошо?
– Я же говорю – не надо спрашивать.
– Как же вас не спрашивать! – Он улыбнулся на другом конце разговора. – Я приеду, а вы скажете что-нибудь такое, про сыр!.. До встречи, Марина.
Марина обрадовалась, узнав, что он приедет. Все равно ей уже не уснуть и все равно надо же было бы как-то сообщить ему, что она все-таки уезжает. Интересно, что он скажет на это?
До приезда Шеметова она успела убрать постель, причесаться, подняв волосы и закрутив их высоким узлом. И теперь сидела на диване, ожидая, когда повернется ключ в замке, и думая, что скажет Шеметову, когда он войдет, и что он ответит. И почему-то – какие у него будут глаза, какое чувство прочитает она на его лице…
Но он не открыл дверь сам, снова заставив ее вздрогнуть от звонка.
– Это я, Марина, я, – послышалось на лестнице.
Похоже, он действительно заехал прямо с дороги. На нем был свитер и брезентовая штормовка. Марина даже удивилась слегка, увидев его в таком походном виде. Сумка висела у него на плече, в руках он держал какой-то высокий бумажный сверток.
– Откуда это вы приехали? – удивленно спросила она.
– Из Домодедова, – ответил Шеметов, и Марина не стала расспрашивать подробнее.
Она ушла в комнату, ожидая, пока он снимет сапоги и штормовку в прихожей, пока вымоет руки и появится наконец в дверях.
– Опять вы изменились, Марина, – сказал Шеметов, входя. – Нельзя же так! Не успеваю я привыкнуть видеть вас спокойной и почти веселой, как уже, пожалуйста – бессонница!
С этими словами он развернул бумагу и поставил на письменный стол черную низкую вазу с нежно-сиреневыми пармскими фиалками.
Это было так удивительно, так невообразимо! Пармские фиалки… Она вспомнила, как впервые увидела эти цветы в детстве, на картинке в старой энциклопедии ботаники, как понравился ей нежный рисунок под рисовой бумагой и еще больше – название, легкое, как дыхание. И как она сказала отцу, что это теперь будут ее любимые цветы, а он улыбнулся:
– Милое ты мое существо… Любишь то, чего никогда не видела. Но, может быть, так и надо: в самом названии дышит красота… И они действительно красивы наяву, поверь мне.
– Откуда вы их привезли? – спросила Марина, не отводя яснеющих глаз от цветов.
– Да ниоткуда, здесь купил, в Москве, – пожал плечами Шеметов, словно не замечая ее удивленной радости. – Подумал, что вам они должны понравиться.
Из сумки он достал бутылку вина, тоже обернутую в тонкую бумагу, несколько плоских консервных банок, ветчину, нарезанную и упакованную в пестрый целлофан, и конфеты в прозрачно-белой коробочке.
– Жаль, сыр забыл, – усмехнулся он.
– Ну сколько можно надо мной смеяться! – смутилась Марина. – Я же просто так сказала тогда…
Она посмотрела на конфеты, вино, и ей вдруг стало неловко. Ведь он говорил, что с дороги. А она и не подумала, что надо хотя бы бутерброды приготовить, даже на кухню не зашла! Сидела целый час и думала, что он скажет, когда войдет, да какое у него будет лицо…
Она принесла из кухни тарелки, хлеб, стаканы с нарисованными старомодными автомобилями.
Вино было розовое, чуть терпкое, и Марина пила его медленно, вглядываясь во французскую надпись на этикетке.
– Ну, а за эту неделю что же случилось? – спросил Шеметов, отставив свой бокал на книжную полку. – И почему вы мне сразу не позвонили?
– Вы же сказали, что уезжаете…
– Ну и что? Телефон-то при мне, я ведь вам говорил, что всегда сам по нему отвечаю.
Он сидел в кресле возле стеллажей, а Марина – у письменного стола. В неярком свете бра лицо его казалось усталым.
– Я испугалась, Алексей Васильевич, – тихо ответила Марина. – Я так испугалась, что и сказать нельзя…
– Что же вас так напугало, колдунья? – удивился он. – Привидения, феи и эльфы?
– Нет, не эльфы, – она невольно улыбнулась. – Просто… Один человек – ах да, вы же его почти знаете, тот художник, что портрет мой писал. Так вот, он сказал мне, что она все равно меня найдет и все равно отомстит…
– Мало ли что сказал какой-то мальчишка! – поморщился Шеметов. – Всему надо верить?
– Нет, дело не в нем. Я и сама это понимала, только надеялась, что, может, ошибаюсь… Она меня не выпустит, ни за что не выпустит просто так, она считает, что я ее оскорбила…
– Но что она вам реально может сделать, как вы думаете? – прищурился Шеметов. – Ну, кроме мифических колдовских штучек?
– Ах, да что угодно! Я ведь просто не хотела вам раньше говорить, неловко было, а она меня и раньше предупреждала. Может сказать, что я у нее деньги украла, что похитила у нее что-нибудь. И у нее ведь правда влиятельные всякие люди бывают, что ей стоит попросить… Неужели вы не знаете, как это бывает, Алексей Васильевич! Меня просто сомнет, как травинку, кто же станет разбираться в мелочах! – Марина встала, прошлась по комнате, стараясь успокоиться. – Нет, лучше уехать, и далеко, правда? Может быть, вы мне посоветуете куда? Ведь я медсестра, я бы везде нашла работу.
– Можно я закурю? – спросил Шеметов. – Что ж… – Он затянулся сигаретным дымом. – Но ведь это же смешно, Марина!
– Что – смешно? Смешно ее бояться? Совсем не так она безобидна, как вам кажется!
– Нет, может быть, бояться и не смешно – судя по тому, что вы говорите. Но смешно строить свою жизнь не по душе, а по обстоятельствам, разве нет?
Он смотрел на нее сквозь редеющий дым, и взгляд его показался ей суровым. Марина опустила глаза.
– Я не знаю, Алексей Васильевич… Может быть, вы и правы, но вы для себя правы, понимаете? А для меня – я все равно не выдержу… Она меня пересилит! Помогите мне уехать, я вас очень прошу! Это будет последняя просьба, честное слово!
– Да бросьте вы, – снова поморщился он. – Конечно, я могу отправить вас куда-нибудь… На край географии. Но я уверен, что это не выход. Вы окажетесь там, где не собирались быть, на месте, к которому вас ничего не привязывает. Да это же хуже тюрьмы, ей-богу! Нет, Марина, раз такое дело, у меня к вам другое предложение.
– Какое? – Она посмотрела на него с надеждой.
– Да обыкновенное: выходите за меня замуж.
– О господи! – вырвалось у Марины. – Я понимаю, вы насмешник и шутки ваши мне нравятся! Но не все же шутить, не всегда же!
– Почему же шутки? – Шеметов смотрел на нее внимательно, и лицо его казалось надменным. – Я совершенно серьезно предлагаю, и отчего бы вам не доверять моей серьезности?
Она растерялась от его слов и от надменного взгляда его непроницаемо-темных глаз. Действительно, непохоже было, чтобы он шутил. Но что все это значит?
