Кейт застегивала пальто, когда подъехала Талли на своем новеньком синем «корвете» с откидным верхом.
Увидев новую машину подруги, Кейт покачала головой и улыбнулась. Машина была вызывающе заметной, Талли прекрасно ей соответствовала. Ее шерстяные брюки и шелковая блузка были того же оттенка синего, что и машина.
Кейт села на пассажирское сиденье.
— Куда хочешь поехать? — спросила Талли.
— Удиви меня, — ответила Кейт.
— Сейчас сделаем.
Они довольно быстро миновали забитый машинами центр, стрелой промчались по Вест-Сиэтл-бридж и подъехали к ресторану на Алки-Бич. Этим пасмурным весенним днем ресторан был пуст, и их тут же усадили за столик с видом на залив.
— Слава богу, ты позвонила, — сказала Талли. — Живу эту неделю словно в аду. Меня так и норовят отправить в каждый захудалый городишко, какие только есть в этом штате. На прошлой неделе послали к парню из Чени, который изобрел грузовик, работающий на дровах. Я не шучу. У него там печка размером с авианосец, которая съедает почти два кубометра дров в неделю. А грузовик мне едва удалось разглядеть за клубами черного дыма, которые он изрыгал. При этом парень хотел, чтобы я сделала репортаж о том, что он создал транспорт будущего. А завтра мне ехать в Линден брать интервью у какой-то девицы из протестантской общины, которая завоевала на ярмарке тридцать две синие ленточки. Всю жизнь мечтала. А на прошлой неделе…
— Я беременна.
Талли раскрыла рот.
— Ты меня разыгрываешь?
— У меня вид человека, которому весело?
— Черт побери! — Талли откинулась на спинку стула, вид у нее был потрясенный. — Я думала, ты пьешь таблетки.
— Я и пила. И не пропустила ни одного раза.
— Беременна. Вау! А что сказал Джонни?
— Я еще не говорила ему.
— Что будешь делать? — Вопрос прозвучал резко и повис в воздухе. Обе они понимали, что́ осталось невысказанным вслух.
— Я не знаю. — Кейт подняла глаза и встретилась взглядом с подругой. — Но я точно знаю, чего я делать не буду.
Талли долго смотрела на Кейт, ничего не говоря. В ее потрясающе выразительных темных глазах стремительно сменялись эмоции — недоверие, страх, грусть, беспокойство и нежность.
— Ты будешь потрясающей мамой, Кейти.
Кейт почувствовала, как по щекам катятся слезы. Именно этого она и хотела. И здесь, сейчас, Кейт решилась наконец признаться в этом себе самой. Вот для чего существуют лучшие подруги: чтобы держать у тебя перед глазами зеркало, в котором можно разглядеть твое собственное сердце.
— Он ни разу не сказал, что любит меня, Талли, — пожаловалась она.
— Ну, ты же знаешь Джонни.
Кейт вдруг почувствовала укол обиды на Талли. Она не сомневалась, что и Талли думает об этом: они обе очень хорошо знали Джона Райана.
— Вы с Джонни во многом похожи, — сказала Кейт. — Как, думаешь, он среагирует, когда узнает?
— Он почувствует себя в ловушке.
Так же считала и Кейт.
— И что же мне делать?
— Ты спрашиваешь меня? Женщину, у которой даже золотые рыбки не живут дольше недели?
Талли рассмеялась, но в ее смехе можно было уловить и нотки горечи.
— Ты пойдешь домой и скажешь мужчине, которого любишь, что ему предстоит стать отцом.
— Вот так все просто — пойди и скажи?..
Талли нагнулась через стол и взяла подругу за руку.
— Доверься ему, Кейти.
— Спасибо. — Кейт понимала, что, наверное, это лучший совет, который она могла получить.
— А теперь поговорим о главном — об именах. Тебе не обязательно называть дочь в честь меня. Таллула — то еще имечко! Неудивительно, что оно пришло в голову таким торчкам, как мои родители. Но мое второе имя — Роуз. Это звучит уже не так плохо…
В течение вечера они больше не говорили о ребенке, а болтали о всяких пустяках. К тому моменту, когда они покинули ресторан и вернулись в город, тревога отпустила Кейт. Не то чтобы она ушла совсем, но с составленным планом действий Кейт было спокойнее.
Талли остановила машину у плавучего дома Джонни. Кейт распрощалась с подругой, крепко обняв ее на прощание.
Джонни дома не было. Кейт переоделась в спортивные брюки и футболку и стала дожидаться его в гостиной.
Она сидела, сложив в замок руки, и прислушивалась к звукам, к которым уже успела привыкнуть — к шороху волн за бортом, крикам чаек, к стрекоту моторов проплывавших мимо лодок. Кейт никогда еще не чувствовала себя такой уязвимой, она была преисполнена одновременно тихой радости и тревоги. Всю свою жизнь Кейт представляла себе любовь как что-то постоянное, как чувство, которое не подвержено износу, которому не страшны удары и трение. Но она вдруг поняла, как опасно жить в таком убеждении. Оно успокаивает, умиротворяет, но не имеет ничего общего с реальностью.
Щелкнул замок, и дверь открылась. Джонни вошел и улыбнулся, увидев Кейт.
— Привет! А я звонил тебе, прежде чем уехать из офиса. Где ты была?
— Мы встретились с Талли.
— Хорошо провели время? — Джонни заключил Кейт в объятия и поцеловал.
И она, как всегда, почувствовала, что тает. Обвив руками шею Джонни, Кейт почувствовала, что не в силах его отпустить.
Она прижималась к нему с такой неистовой силой, что Джонни заволновался.
— Кейти, что-то не так? — встревоженно спросил он, делая шаг назад и заглядывая ей в лицо.
Сидя в одиночестве в гостиной, Кейт успела придумать еще за час до прихода Джонни несколько способов, как сообщить ему важную новость. Но теперь, стоя перед ним, Кейт понимала, что все ее варианты были несостоятельными. Ее новость не была подарком, который надо непременно поместить в праздничную упаковку, да и сама Кейт была не из тех, кто умеет долго молчать.
— Я беременна, — произнесла она самым твердым голосом, на какой только была сейчас способна.
Ей показалось, что Джонни уже целую вечность смотрит на нее ничего не понимающими глазами.
— Ты серьезно? Как это произошло?
— Самым обычным способом.
Джонни издал тяжелый, долгий вздох и повалился на диван.
— Ребенок…
— Я не хотела, чтобы так произошло, — принялась оправдываться Кейт. — Мне вовсе не нужно, чтобы ты чувствовал себя загнанным в ловушку.
Улыбка, которой улыбнулся ей Джонни, была улыбкой незнакомца, а не той, которую так любила Кейт. Не той, которая искрилась в его глазах и всегда вызывала ответную улыбку Кейт.
— Ты ведь знаешь, как мне хочется собрать вещи и сорваться с места, когда я буду наконец готов? Сделать какой-нибудь потрясающий репортаж, который помог бы мне реабилитироваться. Это так давно крутится в моей голове, с тех пор, как я опозорился в Эль-Сальвадоре.
