– Да ты что!
– Ага. Мать ему на кухне омлет готовит. Ну, пока, сейчас Феденьке позвоню и на боковую, – блаженно как-то сказала она и повесила трубку.
Мне ничего другого не оставалось, как тоже лечь спать. Но рука сама собой потянулась к телефону, а указательный палец набрал Адочкин номер.
– Ах! Сестрица! Сестрица! Моя пропавшая сестрица! Как твои дела? У меня все в порядке! В порядке все! Выставка почти готова! А я счастлива! Счастлива я!
– Я очень рада за тебя, Адочка! Как Мстислав Ярославович? Фроденька?
– Фроденька хорошо, но мне кажется, она начала мне изменять! Изменять мне начала! Больше пятки Стиву не кусает! Даже не предпринимает никаких попыток! Попыток не предпринимает! – разочарованно проговорила она. – Наоборот – руки ему лижет! Неблагодарная! Мать забыла! Совсем забыла мамочку!
– А у тебя-то как со Стивом? Замуж-то за него пойдешь? – Последний мой вопрос прозвучал несерьезно и легковесно – я уже не верила в то, что кузина еще раз отважится связать с кем-то свою судьбу после неудачного брака с неприятным человеком с пивным животом – изменщиком и кровопийцей.
– Да, – вдруг выдала она, – я уж пообещала ему. Пообещала! А слово не воробей – вылетит, не поймаешь. Не поймаешь слово-то! Свадьба будет летом – это уже дело решенное, потому что не хочу я поверх подвенечного платья пальто надевать! Что за глупость весной расписываться! Глупость! Глупость! И кто только это придумал?! – Кузина нервничала – в душе она наверняка сомневалась в своем решении. – Сестрица, я все хочу тебя спросить. А как ты думаешь, свадьба – это трудный момент моей жизни? Трудный? А? Как ты думаешь, если я попрошу дать мне денег на приданое, вампир и подонок не скажет мне, что это необоснованная просьба, как было с формой для аптеки?
– Я не знаю... – Я действительно не знала, что ответить Адочке и уместно ли вообще просить у бывшего мужа средства на приданое для свадьбы с будущим.
– А пусть попробует не дать! Пусть только не дать попробует! Мы с Афродиткой на него в суд подадим! Он по брачному договору обязан помогать мне и после развода! – с возбужденной уверенностью прогремела кузина.
– Адочка, моя бабушка в монастырь собралась, – ввернула я. – Она очень хочет тебя видеть. Ты не смогла бы подъехать послезавтра к 12.00 к ее дому?
– Это туда, где ее в президенты выбирали?
– Да, да!
– Хорошо, сестрица, я обязательно буду! Мы с тобой так давно не виделись! Не виделись так давно! Ну, пока. Мне еще сегодня нужно пришить одно крылышко к форме, и все будет готово к выставке! Совсем готово! Даже не верится! – и «ту-ту-ту-ту-ту...»
Кузину совершенно не потряс и даже не удивил тот факт, что Мисс Бесконечность в 89 лет собралась провести остаток жизни в монастыре.
Теперь со спокойной душой можно лечь в постель – все члены содружества оповещены об уходе коренной москвички из мирской жизни, все они придут попрощаться с ней...
Дз... Дззззззз...
Да что ж это такое! Кто ж еще-то может звонить?
– Але! – крикнула я в трубку и услышала тихий печальный голос:
– Маша, привет. Это Влас, – молчание – будто он чувствовал неловкость, будто долго не решался набрать мой номер, борясь в душе с самим собой, но все же позвонил, а теперь пожалел об этом.
– Привет! Как твои дела? – спросила я, чтобы поддержать разговор. Интересно, что он хочет от меня и почему всегда так бывает – то никого рядом (кроме Мнушкина), то вдруг сразу все объявляются? То густо, то пусто! Отчего Власу приспичило позвонить именно в тот момент, когда в моей жизни снова появился Алексей?
– Да так, – неопределенно ответил он. – Маш, можно я к тебе завтра заеду в обед?
– Что-то случилось?
– Поговорить нужно, – словно преодолевая себя, выдавил бывший муж. – Посоветоваться... А то мне не с кем...
– Хорошо, подъезжай, – растерялась я: Влас никогда не советовался со мной, он всегда все решал сам. Да и о чем со мной можно советоваться? Я была заинтригована.
– Спокойной ночи, – сказал он напоследок.
Но нет. На душе у меня, наверное, никогда не будет спокойно! До двух часов ночи в кромешной темноте я беспокойно прыгала на кровати с бока на спину и обратно – меня мучил ненаписанный план эпизода о помещении безумного ревнивца в психлечебницу и волновал вопрос, о чем безумный ревнивец из реальности хочет со мной посоветоваться.
* * *
На следующий день я встала слишком поздно – когда все население нашей необъятной и многонациональной столицы уже обедало. Я потянулась в кровати, выпростала сначала правую руку из-под одеяла, за ней левую, потом вскинула одну ногу высоко-высоко, к потолку, за ней другую. Конечности показались мне какими-то распухшими и порядком потолстевшими. «Нужна зарядка!» – решила я и забилась в конвульсиях, не сомневаясь, что именно таким образом люди и делают гимнастику по утрам для поддержания здоровья, укрепления организма и бодрости духа. Дергалась я до тех пор, пока не начала задыхаться с непривычки, после чего с час валялась без сил, уткнувшись лицом в подушку. Нужно давно было б уж встать и, приняв водные процедуры, приступить к написанию плана о том, как безумного ревнивца определяют в лечебное учреждение для психически больных, но что-то удерживало меня, не давало подняться с широкой мягкой теплой постели моей. «Что это? Уж не заболела ли я снова?» – гадала я вслух и тут поняла, что прощаюсь сегодня с одинокой холостяцкой привольной жизнью своей и просторной кроватью. Отныне в меня будет упираться локтями и коленками «лучший человек нашего времени», закидывать во сне куда попало руки, а то и ноги (не дай бог еще по лицу проедется!)...
Что ж я валяюсь?! Ведь ко мне с минуты на минуту должен приехать Влас, посоветоваться о чем-то! Этот факт совершенно вылетел у меня из головы!
Я резко вскочила с кровати, кое-как накинула на нее покрывало и со скоростью света принялась приводить себя в порядок. Когда я сосредоточенно красила правый глаз, затрындел домофон. Черт! На одном веке синие нерастушеванные тени, словно фингал, другое не накрашено вовсе.
– Да, Влас, проходи Влас, – любезно проговорила я, нажимая на кнопку домофона и судорожно стирая синеву с правого глаза носовым платком.
– Здравствуй, Маша, – и бывший муж протянул мне коробку конфет.
– Спасибо. – Влас изменился – заметно похудел – так, что казалось, вырос даже. Но особенно поразили меня тоскливые-тоскливые глаза его, как у собаки, которую хозяин привязал к дереву у магазина, а сам вышел черным ходом, оставив своего четвероногого друга скулить у дерева навсегда. – Раздевайся, проходи, не стесняйся, – говорила я суетливо, потому что не знала, что ему сказать – у нас не было ни одной общей темы, которую мы могли бы обсудить. – Спасибо за розу на Восьмое марта.
