— Джеки, зачем вы так глубоко во все это вникаете?
— Я делаю это для того, чтобы обрести уверенность в себе. Дело в том, что я начала сближаться с этим парнем, Томом Лоулером. И наши отношения сильно усложнились и запутались после того, как стали известны эти факты из его прошлого. К тому времени, когда мы перестали с ним встречаться, я уже была уверена, что он не в своем уме. Представьте себе, что мы провели приятный вечер вдвоем, поговорили о том, о сем, согласились, что нам ни к чему связывать друг друга… а затем я обнаруживаю, что, пока я спала, кто-то побывал у меня в доме — стакан с клюквенным соком, который я пила в этот вечер, был опрокинут на скатерть. В другой раз он позвонил мне и потребовал, чтобы я пошла с ним куда-нибудь. Сначала он говорил, что признает мое право на независимость и даже уважает его, но когда я отклоняла приглашение, сразу становился враждебным. Когда он увидел меня на местном празднике вместе с Майком, он не мог сдержать своей неистовой ревности. И после всего этого, когда я решилась объясниться с ним, он перевернул все с ног на голову и обвинил меня в том, что я недостойно им вертела. Я с ним окончательно порвала, но, узнав, что Том Лоулер неповинен в убийстве своей жены и дочери, я почувствовала облегчение. Слава Богу, мне не пришлось иметь дела с убийцей. Конечно, я не стану ему об этом сообщать, ведь он может принять это за сигнал к возобновлению отношений. Пусть он и был невинной жертвой, но сам он тоже хорош.
Сай задумчиво пожевал, а потом сказал:
— Жертвы преступлений могут долгое время пребывать в состоянии эмоционального потрясения.
— Это я понимаю.
— Я не вижу ничего невероятного в том, что человек, бывший уважаемым специалистом и необоснованно подозреваемый в убийстве, ведет себя немного странно. Это не могло не затруднить ему дальнейшее общение с людьми. Но и вы, конечно, не обязаны были из-за этого с ним подружиться.
— Сай, он настолько обескуражил меня, что ни о какой дружбе и речи быть не может. Когда я попросила Майка раздобыть какие-нибудь подробности этого дела, я считала это совершенно необходимой мерой. Потом я стала чувствовать угрызения совести — ведь я могла навести подозрения на невинного человека! Но потом я опять поняла, что мне нужно защищаться из последних сил… Короче говоря, мне нужно было уяснить суть дела, чтобы не бросаться из стороны в сторону.
— Тогда не надо никому рассказывать о том, что вы разузнали. Возвращайтесь к своим делам и вычеркните этого парня из своей памяти. Другое дело, если бы ему грозило тюремное заключение и только вы могли спасти его.
— Но он утверждал, что это несовершенное преступление следует за ним по пятам, даже его родственники не уверены в его невиновности. Может быть, интересы справедливости требуют не удерживать про себя спасительную для него информацию?
— Вы можете связаться с его адвокатом, а можете просто сообщить все, что нужно, в полицию, не называя себя. Можно попросить Майка, чтобы он сделал это для вас.
Предложение звучало весьма разумно, но прежде мне хотелось взглянуть на отчеты о поведении Джейсона Девэлиана после ограбления и поджога. После двух лет тюремного заключения он был досрочно освобожден, но нарушил данное обязательство и исчез.
Во время пребывания в тюрьме он снова зарекомендовал себя образцовым заключенным. И всего лишь два раза находился в изоляторе: один раз из-за нанесенных ему побоев, другой раз по поводу аппендицита. В обоих случаях пробыл он там недолго: то ли выздоровление осуществилось воистину чудесным образом, то ли он и не был особенно болен. Во время драки он потерял пару зубов, заработал перелом носа и подбородка, у него было раздроблено несколько пальцев. Но так же, как во время предыдущего заключения в лечебницу, он оставался в форме несмотря на то, что его усиленно пичкали транквилизаторами, он и тут поразительно легко перенес сильную боль.
Умственное развитие образцового арестанта также не могло не удивить непосвященных. В тюрьме он изучал все, что не было ему преподано в свое время, от астрономии до правоведения. Он посылал длинные письма специалистам и получал ответы на интересовавшие его вопросы. Он овладел техникой быстрого чтения. Научился обращаться с компьютером и знал, как починить кондиционер и холодильник. Не чуждался он и художественной литературы. Его можно было считать образцом собранности и терпения. Едва ли он спал более двух часов в сутки.
Его поведение свидетельствовало о том, что он не способен переносить бездействия. По рекомендации посетившего его психиатра, он даже прибегнул к занятиям бодибилдингом. Тот же врач записал, что успокоительные средства не имеют на него практически никакого действия, снотворное против него бессильно.
Очевидно, он был общим любимцем. Во время заключения он пользовался многочисленными льготами, у него было много свободного времени и он не выполнял никакой тяжелой работы. Были особо отмечены его коммуникабельность и желание начать новую жизнь.
И ни одного слова не было сказано о том, что он страдает раздвоением личности.
Было необходимо переговорить с Дейком Рамсеем, следователем по делу Лоулеров, и мы договорились встретиться в кафе неподалеку от полицейского управления. У меня создалось впечатление, что, если бы я не упомянула, что мой бывший муж — Майкл Александр, он уклонился бы от встречи со мной.
Когда я спросила его, что он помнит по делу Лоулеров, он долго раздумывал, что мне ответить. Похоже, его память на детали не отличалась особой цепкостью, но это было еще не самое худшее.
Дейку было пятьдесят восемь лет, но по неизвестным мне причинам он держался ожесточенно и злобно. Он помнил только то, что был убежден в виновности Лоулера, но припереть его к стенке не мог.
Я сказала ему об исправленной дате перевода из одной больницы в другую.
— Это ни для кого не секрет, — сказал он. — Мы это видели, но это не более, чем случайная описка, тут же исправленная. Достаточное количество свидетелей показало, что он был там.
— Каких свидетелей? Врачей? Санитарок?
— Да, из персонала. И, кроме того, других пациентов.
— Никаких документов о его поступлении во вторую лечебницу нет. Ежедневные записи начинаются с восемнадцатого числа, но вполне вероятно, что записи за предыдущие пять дней были просто изъяты вместе со свидетельством о его поступлении, и эти же пять дней добавлены к отчету в первой больнице.
— Но всему этому уже двенадцать лет, — сказал он нетерпеливо. — А тогда мы тщательно допросили весь персонал, и в день убийства он точно находился в лечебнице усиленного режима. Я не понимаю, зачем вы всем этим интересуетесь?
