Дамиан взобрался на кровать МаМаЛу и свернулся клубочком. Он был маленьким мальчиком, когда ушел, а теперь превратился в мужчину. Он был одиноким тогда и одинок теперь. Единственным отличием, единственным горьким, мучительным отличием было то, что он потерял свой единственный шанс на спасение. Он был настолько занят, держась за свою ненависть, что упустил любовь.
Дамиан вспомнил момент, когда в последний раз видел Скай.
«Ты все также переполнен гневом», — говорила она.
Он наконец-то понял, что она пыталась ему сказать.
Работа по восстановлению Каса Палома была грандиозной, но у Дамиана имелись на это и время, и денежные средства. В течение восьми лет он управлял своей компанией из тюрьмы. Его указания были необходимыми, но присутствие было необязательным. Дамиан добился успехов в том, что он делал, но это не принесло ему успокоения.
Он нашел утешение в реставрации, покраске и ремонте главного дома. Он сорвал с фасада виноградные лозы; почистил насосы, и фонтаны заработали снова; нанял команду ландшафтных дизайнеров — восстановить территорию. Они заменили крышу терракотовой черепицей и покрыли наружную часть штукатурки свежим слоем белой краски.
Потихоньку дом снова начал выглядеть живым. В саду расцвели цветы. Бабочки и колибри вернулись. За годы многое растащили, но кое-что из старой мебели осталось, как и канделябры. У матери Скай, Адрианы, была страсть к театральности. Дамиан не был уверен, стоит ли сохранить бархатные занавески в столовой. Он сидел за столом, где однажды Уоррен собирался с Эль-Чарро и его людьми, и рассматривал тяжелую бордовую ткань. Это придавало комнате некий оттенок старины, но заслоняло свет.
Мягкий глухой стук прервал его мысли. Бригада ремонтников уже ушла, но старые дома создавали всякого рода звуки. Дамиан проигнорировал его и поднялся, чтобы осмотреть занавески.
И снова. Еще один легкий удар. Дамиан обернулся. Звук исходил от старого тайника, в котором он раньше прятался. Это был тот самый тайник, из которого он наблюдал за Скай и МаМаЛу, когда они сорвали встречу Уоррена.
Дамиан остановился перед ним и услышал отчетливый звук. Возможно, это была птица или бездомная кошка, и существо видело его. Впрочем, это могло быть нечто менее безвредное, например, змея. Дамиан встал на четвереньки и медленно открыл дверцу.
Это была худенькая крошка с загорелой кожей и длинной неряшливой косичкой. Ее согнутые в коленях ноги подпирали подбородок, а огромные глаза цвета какао уставились на Дамиана. Она была одета в белую рубашку со школьной эмблемой и темно-синюю юбку. Ее носки были перекошены, один натянут до колена, другой болтался на лодыжке.
— Все хорошо, — сказал Дамиан, когда она настороженно посмотрела на него. — Тебе не нужно прятаться.
Он протянул руку, но она отказалась принять ее.
Последнее, что он ожидал найти, так это маленькую девочку, прячущуюся в тайнике. Возможно, ее отец был одним из рабочих, которых он нанял, и она пришла навестить его. Возможно, она направлялась в школу, и любопытство привело ее в Каса Палома — она ходила мимо заброшенного дома, а вот внезапно в нем закипела работа. Бригада ремонтников, которая то приезжала, то уезжала на грязных грузовиках, сверление, лязганье, бабаханье, стуки. Тележки разбитых плит и старых половых досок были выстроены в линию возле ворот. И раскинувшиеся вдоль ограждения цветы, которые так долго были вялыми и мертвыми, теперь казались пышными и зелеными. Дамиан был удивлен, что никто до сих пор не рискнул проверить. Маленькая девочка была первой гостьей, и очевидно она боялась, что ее поймают.
— Я не обижу тебя, — он откинулся на пятки и ждал, пока она его оценивала.
Он, должно быть, активировал ее сканер опасности — девочка вылезла из укрытия и встала напротив, теребя подол юбки. Дамиан слишком хорошо помнил это ощущение, когда ты знаешь, что у тебя проблемы, но понятия не имеешь, как поступить. Во многих случаях это было хуже, чем само наказание.
— Как тебя зовут? — спросил он.
На мгновение она уставилась на него, прежде чем опустила взгляд на свою обувь. Туфли были потрепанными и выглядели так, будто прошли огонь, воду и медные трубы.
— Ты живешь неподалеку? — он склонился ближе, пытаясь встретить ее взгляд.
— Отвали от меня! — она отвела ногу назад и жестко заехала ему прямо по шарам.
Контакт был, что называется, полным.
Черт, за что? В неверии Дамиан посмотрел на девочку и рухнул на пол, зажав руками яички в запоздалой попытке защититься.
Охтыжебтвоюмать. Это. Охрененно. Больно.
Он согнулся пополам, пытаясь отдышаться.
Боль от яичек зажгла в его брюшных мышцах адское пламя, а потом перебралась в почки. Каждая мышца от колен к груди как будто сжалась в судороге. У Дамиана начала кружиться голова. Сильно затошнило, но он подавил рвоту, так как малейшее движение только усилило бы боль. После несколько резких, мучительных вздохов, боль перешла в тупую пульсацию.
Дамиан открыл глаза. Девочки не было. Его яйца были разбиты. Уничтожены. Он однозначно уверен в этом. Он лежал на полу, мысленно исследуя свое тело.
Ноги? Ну да, все еще на месте.
Руки? Есть. И функционируют.
Туловище? Все органы работают нормально.
Причиндалы?
Ну же, причиндалы? Живы, капитан. Не счастливы, но живы.
Дамиан сделал глубокий вдох и уставился на пустое место в тайнике. Он пережил восемь лет тюрьмы, но один удар маленькой девчушки отправил его в нокаут и поверг в шок. Он лежал, свернувшись как ребенок, и смеялся. Впервые со времен Скай и острова Дамиан смеялся долго и сильно, придерживая свои шары, пока они болезненно негодовали.
Одна комната в Каса Палома оставалась нетронутой. Дамиан игнорировал ее так долго, как только мог, и хотя дверь в комнату Скай оставалась закрытой, она взывала к нему каждый раз, когда он проходил мимо.
И когда Дамиан наконец-то вошел, он пробудил призраков детства, смеющихся, прыгающих и поющих песни на кровати. Они разбросали пожелтевших бумажных животных на его пути и наполнили его разум отдаленным шепотом воспоминаний. Теперь было не спрятаться. Теперь не было барьера, чтобы держать их в страхе, никаких оков гнева или ненависти, чтобы отогнать их прочь. Он слышал их, видел их, чувствовал их всех.
Вот Скай швырнула шоколадное мороженое с арахисовым маслом. Что ж, так или иначе, оно приземлилось на его обувь.
