– Что?
– Это польские условия. Я не знаю, какие условия предлагают авторам у вас здесь или в Англии. И чувствую себя обязанной сказать, что книга вашей дочери по-настоящему хороша и что вы наверняка могли бы найти издателя, который превратил бы ее в международный бестселлер.
– А вы хотите издавать ее исключительно на территории Польши?
– Нет, нет! Наоборот – я бы очень хотела выйти с ней на международный рынок, в том числе американский, но… мое издательство не такое большое и… я могу не соответствовать вашим ожиданиям.
– Я думаю, что вы справитесь, – ответил Ян, задумчиво глядя на Эву.
– Правда? – обрадовалась она.
Радость ее была вызвана сразу двумя причинами: и его верой в ее возможности, и растущей уверенностью, что Ян О’Коннор доверит ей книгу своей дочери. А она этого очень хотела – особенно теперь, после того, что услышала от него.
– Мой следующий вопрос может показаться вам странным и удивить вас, но… я должен спросить: как зовут вашу мать?
В этот день Эву уже ничего не могло удивить. И она ответила без колебаний:
– Анна. Анна Левинская, теперь Злотовская.
Ее собеседник сдавленно охнул. И он снова смотрел на Эву, как тогда, в аэропорту, и недоверчиво покачивал головой.
– Однако… – выдавил он из себя после долгой паузы.
Эва, которая совершенно перестала понимать, что происходит, с трудом поборола желание вскочить и заорать что есть мочи: «Да что такое-то?!»
– Простите меня тысячу раз, пани Эва… но… ваш отец, он… я хотел бы знать…
– Вы хотите знать его имя, фамилию и размер ботинок? – Она все-таки начала кричать. – Я бы тоже хотела! Но, к сожалению, он исчез еще до моего рождения! Заделал ребеночка двадцатилетней девушке и бросил ее без объяснений! Если бы мне только встретить его… я бы порвала его на кусочки…
– У вас есть возможность сделать это.
Она замолчала. И теперь у нее было такое выражение лица, как будто она увидела привидение.
– Вы шутите…
– Анна Злотовская была моей студенткой, я тогда преподавал английский язык в Ягеллонском университете. Я был… женат, но так получилось, что мы полюбили друг друга…
– А потом вам это быстро надоело, а она осталась одна?
– Нет, пани Эва. Я попросил вашу мать выйти за меня замуж – я собирался подать на развод и связать себя с ней. Я очень ее любил. Но Анна и слышать ничего не хотела о том, чтобы разбить семью, она не хотела причинять боль незнакомой женщине – моей жене – и нашей двухлетней дочке. Это было так… благородно с ее стороны. Мы решили взять три месяца на размышления – как раз столько, сколько продолжаются каникулы. Я уехал в Ирландию, стал, невзирая на ее отказ, готовиться к разводу и принятию польского гражданства, а когда вернулся – Анна исчезла. Она не оставила никому ни адреса, ни телефона – ничего. Как сквозь землю провалилась. Я пробовал разыскать ее через наших общих друзей, но они знали только, что она уехала в США и не желает больше со мной видеться. Я страшно переживал, потому что всегда старался не обижать ни Анну, ни свою жену. Через несколько месяцев бесплодных попыток разыскать ее я вернулся в Ирландию, снова сошелся с женой и жил… нет, существовал все это время, пока не увидел вашу фамилию в одном из писем. Я проверил по телефонной книге: в Варшаве живет шестнадцать Злотовских, а во всей Польше – несколько десятков, и к тому же я ведь был уверен, что Анна уехала в Америку. И все же я лелеял надежду, что это кто-то из ее родственников. И вот… Прошу простить меня, пани Эва, но я только поэтому стал вести переговоры с вашим издательством об издании книги Сесилии. Чтобы познакомиться с вами и либо пережить глубочайшее разочарование, либо… наоборот. В аэропорту я уже был почти уверен. Потому что вы очень похожи на свою мать.
И он улыбнулся – робко, словно прося прощения.
Эва не смотрела на него. Она отвернулась к окну и невидящими глазами уставилась на ясное ирландское небо.
Сколько слез она выплакала, думая об отце, которого не знала… сколько раз мечтала, что найдет его, что они встретятся и он расскажет ей историю потерянной любви и… Вот же, вот же – она услышала именно такую историю! И может быть, этот Ян О’Коннор – ее отец – на самом деле не был законченным негодяем, раз он действительно хотел жениться на маме и создать счастливую семью.
Счастливую семью… которая была бы построена на несчастье двух людей: его маленькой дочери Сесилии и ее матери.
Эва не осуждала Яна, но она вдруг поняла и свою мать, Анну. Ее решение. Ведь Эва и сама не смогла бы жить спокойно, зная, что причинила боль ни в чем не повинной женщине и еще более невинному ребенку. Независимо от того, насколько сильно она любила бы мужа этой женщины и отца этого ребенка…
«Но, мама, почему же тебе надо было влюбиться обязательно в женатого мужчину?!» – воскликнула она мысленно.
И уже совсем было собралась начать жалеть себя, оставленную без отца еще в утробе матери, как вдруг следующая мысль, пришедшая ей в голову, ошеломила ее:
– Сесилия! – прошептала она. – Сесилия была моей сестрой! У меня была сестра!
– Да, – только и смог выговорить Ян сдавленным голосом.
Он встал, вышел в другую комнату и вернулся с фотографией, вставленной в простую сосновую рамку:
– Вот она, моя доченька, как раз перед отъездом в Афганистан.
С фотографии смотрела улыбающаяся, загорелая, темноволосая девушка. Она была одета в топ без бретелек и коротенькие шорты. Лицо ее улыбалось, но в глазах светилась печаль. Была ли эта печаль отголоском этих трудных пяти месяцев или это было предчувствие собственной горькой участи – теперь уже никто никогда не сможет узнать.
У Эвы не было возможности познакомиться с сестрой, а она столько раз представляла себе, что она у нее есть, есть старшая сестра – более мудрая, прекрасная сестра, которая защищает ее, Эву, от всего мира, доверенное лицо и подруга… как они вместе ходят в кино, на дискотеку, как меняются одеждой и колготками… как, если одной грустно, вторая…
И теперь Эве было очень грустно, ужасно грустно оттого, что эта ее вымечтанная сестра, оказывается, существовала на самом деле, но теперь ее нет.
Эва заплакала. Слезы, словно горошины, катились по ее щекам, капая на стекло фотографии.
Ян, не колеблясь, обнял девушку за плечи и крепко прижал к себе. И через мгновение они плакали вместе.
– Мне так жаль, так жаль… – повторял он, а она позволяла себя утешать и просить прощения.
– А вы уверены… то есть ты уверен… папа… ты уверен, что Сесилия умерла? А вдруг она спаслась? – с надеждой спросила Эва, когда снова смогла говорить.
– Было найдено ее тело. Ее привезли в Ирландию, мою девочку, и похоронили на местном кладбище. Если ты захочешь… если ты задержишься здесь на денек – я могу отвести тебя к ней на могилу.
