Вот так из ниоткуда, возник камень преткновения.
Что мешало Дубову пойти мне навстречу? Или почему я уперлась в нежелании изнасиловать собственное достоинство? Сейчас сложно сказать. Человек с возрастом лишается гибкости и костенеет от своенравия. Как бы там ни было, ситуация вышла из-под контроля. В тот день после работы я не вернулась к нему.
Он позвонил в полдесятого.
— Нель, ты где?
— Дома. — Ответила, ощущая покалывания по коже. Поздние приемы клиентов ушли в историю, а потому его удивление было вполне понятным.
— Не садись за руль, пожалуйста. Пусть тебя Валя привезет.
— Кирилл… я не приеду.
Минутная тишина искромсала мою выдержку в фарш.
— Что ж… так, да? — проговорил с расстановкой. — Позвони мне, когда избавишься от тараканов в своей голове, хорошо? — и не дождавшись ответа, сбросил звонок.
Пять дней.
Два приступа мигрени. Для сравнения за прошедший до этого месяц — всего один. Для меня это вообще ни о чем.
Три истерики. Шла борьба с гордостью. Даже если бы хватило сил переступить через себя — что говорить и как вообще с ним общаться после ссоры — не знала.
Триллионы погибших нервных клеток. То, как меня выкручивало от боли и не прекращаемого жжения внутри — страшно вспоминать, даже спустя месяцы.
Чем бы закончилось все — затрудняюсь ответить. Не исключаю даже разрыв отношений. Кто-то из нас должен был прогнуться, понимаете? А учитывая, что многие желания Удава так и остались не выполненными, видимо он решил расставить точки над «і» касаемо вопроса доминантности в нашей паре.
В свое оправдание могу сказать лишь то, что в отличие от него, никаких притязаний со своей стороны не выдвигала. Мало того. Покорно ездила с ним на встречи-приемы; переиначила график, перестав брать работу по вечерам; с сигаретами ныкалась по углам как школьница. Но моих уступок никто не ценил, воспринимая, вероятно, как должное.
Пятнадцатого февраля позвонила сестра и сообщила, что мама попала в больницу. При слове «травматология» меня словно окатили кипятком. На вопрос «Что случилось?» услышала сомнительную версию о том, что она упала со стремянки.
Выскочив из дома, прежде чем сесть к себе в машину, решила предупредить Валентина, так как понимала, что могу подставить его. Тем более что он припарковался сразу за мной.
— Валь, я во вторую городскую, если что.
— Куда? — переспросил, потянув на себя ремень безопасности.
— В больницу!
Почему не предложила пересесть ко мне? Ведь все могло обойтись… Если бы я так не гнала или взяла телохранителя с собой… Мысль, идущая по кругу и не имеющая выхода.
Каким образом нигде по дороге не вляпалась в аварию — без понятия. Ангел-хранитель, судя по всему, вернулся из запоя и приступил к своим прямым обязанностям со всем усердием.
Припарковавшись у центрального входа, тут же, не дожидаясь охранника, побежала к лифтам сама. Машка сказала, что маму прооперировали сутки назад. Останавливали кровотечение селезенки, плюс три сломанных ребра.
Сестра расхаживала по этажу, в ожидании денег меня. Сообщила, что брат был с утра и скоро опять приедет. Вкратце сказала, что с мамой все в порядке. Состояние стабильное, средней тяжести. Так же озвучила внушительную сумму, потраченную на операцию, которую предложила разделить на всех поровну. Тыкала мне какой-то лист бумаги, где скрупулезно записала все траты. В тот момент я и поняла, почему обо мне вообще вспомнили.
- Маш, с этим мы разберемся. К ней пускают?
— Ненадолго. Только… папа просил без него не заходить. Подожди, он подойдет сейчас.
Отмахнувшись, направилась к дежурной медсестре и попросила халат. Вошла тихонько в палату. Мама спала. Подойдя к ее кровати, стала у ног и взялась руками за железный поручень. Меня шатало. К горлу подступила тошнота. Запах больницы знает практически каждый. Хлорка, медикаменты, стены пропитанные стонами людей.
Постояв пару минут в каком-то потерянном ступоре, достала телефон и решила сфотографировать предписания врача, чтобы проконсультироваться потом с Марком Вульфом. Эта идея пришла внезапно. Он, как бывший реаниматолог мог объяснить зашифрованный каракулями текст.
Вот тогда все и произошло.
Из-за дрожащих рук, первое фото вышло размытым. Более-менее четкое получилось, по-моему, с третьего или четвертого раза. В этот момент дверь с грохотом открылась. Мама застонала. А я получила чудовищный удар по руке.
— Что ты там щелкаешь, сучье отродье!? — Казалось бы, сколько лет прошло, а этот голос все еще действовал как плеть.
Я вскрикнула от острой боли, непроизвольно отскакивая в сторону. Смартфон улетел куда-то в угол.
— Пшш-ла вон отсюда! — Павел Игнатьевич бахнул каблуком по его экрану. — Вон, я сказал!
— Маня… Неля? — мама смотрела мутными глазами.
На пороге нарисовался запыхавшийся Валентин. Окинул взглядом палату и впечатал отчима лицом в стену.
— Нель, что с рукой?
— Не знаю..! — Просычала, ощущая дикую пульсацию крови и онемение пальцев.
— Неля? — мама попыталась приподняться, но видимо ей это давалось с большим трудом.
В дверном проеме с круглыми глазами стояла Маша. Ее оттолкнула медсестра:
— Освободите палату! Немедленно! Что тут вы устроили?!
Валя, оттолкнув отчима, обхватил меня за плечи и повел вдоль по коридору.
— Подождите здесь. — И без лишних сантиментов, открыл дверь в кабинет заведующего отделением.
Через десять минут мне уже сделали рентген, после чего наложили холодный компресс. Мой охранник негромко общался по телефону, прямо в процедурной. На мою просьбу не сообщать ничего Дубову никак не отреагировал. Обрывки его фраз ухудшали и без того скверное состояние.
Ушиб кисти не так страшен, как перелом, но не менее болезненный. Рука вспухла. Любое движение вызывало ноющую боль. Пришла медсестра со шприцем…
Не смотря на то, что я каждый месяц сдаю кровь как донор, уколов очень боюсь, а потому воодушевления не испытала.
— О, боже. Просто перетяните мне ее бинтом. Зачем это?
— Обезболивающее. Вам станет легче.
— Хорошо. Только если можно быстрее. Мне надо… идти. — По спине одна за другой волнами шел озноб. Кирилл приближался. Улавливала это каким-то внутренним чутьем, а потому вдруг начала спешить. И, наверное, именно поэтому мне казалось, что все вокруг словно специально тормозят. — Девушка, пожалуйста. Или я сейчас так уйду! — Прошипела в итоге, поднимаясь, да так и застыла.
Шаги. Точно такие же, как слышала не так давно. Несколько идущих человек. Память мгновенно вернула в коридор своей квартиры: бестолковые Масловы на полу, раскуроченная дверь, Родя, Жила и Валентин. А потом появился он. В окружении мужчин со звериными глазами.
Голова закружилась. Медленно опустилась на стул, закрывая левой рукой лицо. Все. Финиш.
— Вам плохо? — голос медработницы вывел из оцепенения.
— Нет. Перевяжите мне уже ее, наконец..! — бухнула отекшую кисть на стол, не ощутив при этом ничего.
Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восе…
— Нелли?
— Здравствуй, Кирилл. — Ответила, не поворачиваясь. Какая неожиданная встреча. Случайно мимо проезжал?
— Мужчина! Сюда нельзя в верхней одежде! Выйдит…те… — грозный голос внезапно споткнулся и оборвался на самом пике негодования. Угу. Да. Кирюшенька умеет обласкать взглядом. Мне ли не знать.
— Кирилл Геннадиевич… — а это уже, судя по баритону, завотделением нарисовался. Главврача не хватало. Хотя, вполне возможно он уже где-нибудь спешил, спотыкаясь от радости.
Дверь в процедурную закрыли, и в дальнейшем все манипуляции с моей колодой рукой прошли без посторонних. Заодно смогла выслушать рекомендации по уходу — тугая повязка, не напрягать, косыночный бандаж, на осмотр к врачу через две недели. Шика-а-арно.
