— Ничего подобного, — спокойно поправил я дурацкие очки. — Я действительно очень хотел бы вам помочь. Вы просто скажите чем, и я сделаю всё от меня зависящее.
Она усмехнулась и снова отвернулась, но я уже увидел в её глазах слёзы. Сердце сжалось.
— Знаете, в вашем положении такое бывает. Чем ближе к родам, тем эмоциональнее вы будете становиться и…
— Доктор, у вас есть дети?
Я растерялся. Не был готов к такому вопросу, тем более от Маринки. И в тот момент я даже не вспомнил про грёбанные инструкции. Присел на край кровати.
— Есть. Сын.
И замер в ожидании ответа.
— Ммм… — после мучительной паузы протянула Маринка. — Значит, каждый раз после работы вы возвращаетесь домой, обнимаете его, он вас. Вы спрашиваете, как у него дела, он вам что-то рассказывает. Вы для него самый родной человек на свете, он вас любит и знает, что может на вас положиться, а вы…
— Он живёт с другой семьёй, — перебил я. — Я его не вижу, и он называет отцом другого мужчину.
Она чуть помедлила и развернулась ко мне.
— Так вы в разводе?
Я усмехнулся. Твою же мать, какой… горький разговор! Неправильный. Всё это должно было быть иначе.
— Нет.
Наверное, мой взгляд был слишком пристальным, слишком тоскующим, потому что Маринка стушевалась под ним, взволнованно потянула на себя покрывало… И я опомнился, встал с её кровати. Прошёлся по комнате, ожидая что теперь-то точно в любой момент заявится Айболит или ещё кто-нибудь из надзирателей, но они почему-то медлили.
— Я, кажется, поняла — вы и не были женаты, да?
— Нет, я женат.
— Но, тогда, как же…
— Банально. Я предал свою жену, и у меня родился сын на стороне.
— А-а-а… — И она растерянно отвела взгляд, но тут же посмотрела на меня снова. — Но вы об этом сожалеете, да? Я вижу, что вы переживаете.
— Я сожалею о том, что сделал ей больно, — глядя прямо ей в глаза признался я. — Очень сожалею. Я даже не могу найти слов, чтобы передать всю степень своего раскаяния… — закрыл глаза, выдохнул. — Но о том, что родился сын — нет. Об этом невозможно сожалеть, ребёнок не виноват в грехах родителей.
— А что об этом думает ваша жена?
Я снял дурацкие очки, потёр переносицу.
— Ничего. Она меня просто ненавидит.
— …Мне жаль. Правда, жаль. А как её зовут?
Я улыбнулся:
— Марина.
— Серьёзно? Как меня?
Чувствуя подступающий к горлу ком, кивнул:
— Как вас.
Повисла пауза. По классике жанра, именно в этот момент Маринка должна бы была шлёпнуть себя по лбу и воскликнуть «я вспомнила!»… Но ничего подобного не происходило. Вместо этого она вздохнула:
— А у меня ведь тоже уже есть ребёнок.
Я напряжённо замер.
— Но я поняла это только когда попала сюда. А до этого думала, что шрам внизу живота — это после операции на мочевом. Мне так говорили.
Я стиснул зубы, понимая, кто именно ей это втирал.
— А здесь врачи сразу сказали, что это от кесарева. — Сокрушённо покачала головой и, неспеша села на кровати, трогательно обхватив живот руками. — Значит, у меня уже есть ребёнок, понимаете? А я его даже не помню. Он где-то живёт, ждёт меня, возможно нуждается во мне, верит, что когда-нибудь я вернусь… А может, думает, что я его бросила? — в глазах её заблестели слёзы. — И когда я думаю об этом, мне становится так… — Замолчала. Я тоже отвернулся, смаргивая щиплющую глаза дымку. — Но я ничего не помню. Вообще ничего. Я как будто упёрлась носом в стену и пытаюсь смотреть сквозь неё, но у меня не получается. И мне так страшно, что никогда и не получится… Это ужасно — потерять память. Ты как будто ненастоящий, тебя как будто нет на самом деле… — помолчав, подняла на меня взгляд. — Вот в чём дело, понимаете? И вы можете сколько угодно говорить мне, что всё образуется и пытаться меня утешить, но на самом деле вы даже не представляете, о чём я говорю. И слава Богу. А с женой вам нужно просто поговорить по душам и рассказать всё то, что сказали мне. Возможно, она поймёт. Мне кажется, я бы поняла.
Открылась дверь, и в палату вошла вечная лаборантка, а следом за нею медбрат — явно по мою душу.
— Всё будет хорошо, — дежурно улыбнулся я Маринке, впиваясь в неё взглядом и жалея лишь об одном — что не поддался импульсу, и не обнял её за мгновенье до того, как пришли надзиратели. — Сейчас у вас возьмут анализы, а потом отдыхайте.
— Опять? — не поднимая на меня взгляд, обречённо усмехнулась Маринка. — Вы что-то прям зачастили. Скоро всю кровь у меня заберёте…
После этого разговора Айболит неожиданно велел мне притормозить с визитами. Пауза длилась бесконечные четыре для, за которые я буквально извёлся. Я задавал ему прямые вопросы о том, как движется эксперимент, какие новые прогнозы они делают, есть ли вообще хоть какие-то изменения.
— В плане памяти с Мариной Андреевной всё по-прежнему — никак, но вот Густав заявил, что готов к сотрудничеству. — Будто между делом обронил однажды Айболит. — Правда, утверждает, что от него ничего не зависит, потому что он и сам не знает, как снимать подобные блоки. И я скорее верю ему, потому что он оказался интуитом. Всё что все эти годы он делал, вмешиваясь в работу чужого сознания, он делал, полагаясь лишь на интуицию. Так что говорить о каком-то понятном алгоритме для произвольного воспроизведения на данный момент не приходится. Могут пройти годы исследований и испытаний, прежде чем подобная система будет выработана и утверждена. Кстати, сессии с вашей женой он, оказывается, начал задолго до её амнезии, именно в тот период, когда вы впервые заметили напряжённость в ваших с ней отношениях… И он утверждает, что она сама пришла к нему с просьбой помочь разлюбить вас. — Долгий внимательный взгляд на меня. — А хотите знать, какой мотив был у него?
Я промолчал, Айболит улыбнулся и запустил видео. На ролике этот иностранчик — у меня аж в глазах потемнело, когда я его увидел — просто так, словно о погоде, заявил:
— Потому что я её люблю.
Я чуть не зарычал. Гад… Да как он смеет, вообще?!
— Но вы же как никто другой понимаете, что её ответные чувства к вам — это всего лишь вами же навязанные ложные представления? — спрашивал Айболит на видео. — И что это не могло продолжаться до бесконечности?
— Она должна была родить, и это дало бы мне дополнительные крючки для удержания. Мы бы уехали туда, где у неё не осталось бы ни одного маячка для памяти, родили ещё детей, и постепенно новая жизнь и забота о детях полностью выместила бы из её подсознания всё прошлое…
Я хрустел кулаками и бурчал, что однажды обязательно его убью, а Айболит остановил видео и, пытливо поглядывая на меня, сложил руки на груди.
— А если серьёзно, Данила Александрович, то ситуация такова, что мы не можем гарантировать ничего. Да ещё и надежды на помощь Густава стремятся к нулю. После того, как ваша супруга родит, мы сможем приступить к серьёзному лечению: стимуляции мозга токами, глубокому гипнозу и так далее, но по-прежнему не сможем ничего гарантировать. Однажды ваша супруга может вспомнить всё, а может никогда не вспомнить ничего. Может вспомнить всю жизнь от рождения, но забыть последние полгода изоляции, включая и текущую беременность. Может вспомнить исключительно негативные события, а может, наоборот, вспомнить всё кроме негатива. Вспомнить вас и никого больше, либо кого угодно кроме вас. Ложная память может оставить неизгладимый след на памяти реальной, и подсознательная непреодолимая неприязнь к вам так и останется навсегда. Игры разума непредсказуемы, и вы должны быть готовы к этому. И во всей этой ситуации я лично могу предложить вам лишь один гарантированный сценарий: оставить всё как есть. То есть, позволить вашей супруге начать жизнь с чистого листа. На данный момент она вспомнила ничтожно мало, и даже мысли о том, что где-то у неё есть ребёнок постепенно утихнут. Так уж устроена психика — мы можем совершенно искренне плакать над фильмом или книгой, но эта боль всё равно проходит, потому что не находит реального подкрепления. Для вашей супруги рождённый ранее сын — это как книжный герой. Она сопереживает ему, но он для неё не реален. И если ей прямо сейчас сообщить, что он давно уже погиб, она скорее всего испытает облегчение от того, что ей не обязательно его вспоминать. Что он не ждёт её и не страдает без неё.
