— Свет выключишь?
— А, да. — Подрываюсь с кровати, спотыкаюсь о коробку, почти падаю, но в последний момент удается удержать равновесие. За спиной слышится смешок. Я фыркаю.
Щелкаю выключателем, погружая комнату в темноту. Иду обратно, но на кровать так и не возвращаюсь. Ловким движением Давид перехватывает меня за талию и тянет на себя. Я заваливаюсь прямо на его обнаженный торс. Упираюсь ладонями в грудь, чувствую, как сильно бьется его сердце.
— Ты же говорил, ничего не будет, — тихо шепчу ему в губы.
— Ничего и не будет, — выдыхает, но делает совсем противоположное своим словам. Руками ползет под футболку, языком проникает в мой рот.
Я делаю глубокий вдох и забываю, что нужно выдохнуть. В темноте все ощущается по-другому. В темноте все острее, каждый звук словно удар колокола.
— Что ты делаешь? — с трудом произношу я, оторвавшись от Давида. Его рука добралась до моей груди, поигрывает с сосками.
Мое тело мгновенно отзывается на его ласки. Голова идет кругом от нахлынувших чувств, приходится впиться ногтями в ладони, чтобы не начать тереться о его член, что уперся в мой живот.
— Пытаюсь выдавить из тебя обещание дать мне шанс. — Мое лицо обдает горячим дыханием Давида, я судорожно глотаю воздух и свожу ноги вместе, когда его пальцы внезапно оказываются под резинкой моих спортивных штанов.
— Давид… — Из горла вырывается судорожный всхлип, мужские жесткие губы касаются моей шеи.
Он знает все мои чувствительные точки, противостоять ему очень сложно, поэтому мне стоит просто отстраниться, встать и оградиться от него одеялом. Он на полу спит, я в кровати. Как и договаривались изначально.
Но просто лишь в голове, а на деле же… на деле Давид своими прикосновениями и откровенными ласками путает мои мысли, зажигает, заставляет хотеть большего.
— Останешься со мной? Дашь мне еще один шанс доказать, что я могу быть именно тем мужчиной, который нужен тебе? Просто скажи «да» и узнаешь, как это — вместе слетать до луны и обратно. — Он тянет вниз по бедрам мои штаны вместе с трусиками, поглаживает мои влажные складочки, а потом его член оказывается между моих ног, но входить не спешит. Дразнит меня, трется головкой, растирает влагу, сводит с ума. — Так что, Лера?
— Не могу.
Его предложение заманчиво, хочется согласиться с ходу, но слишком много причин, по которым мне от Давида стоит держаться как можно дальше.
— Подумай, ночь долгая. Возможно, мне еще удастся убедить тебя. — И толкается межу моих бедер, скользит на грани. Я подаюсь ему навстречу, головка упирается во вход, но Давид держит свое обещание: рывком смещает меня в сторону, заставляет трепетать от неудовлетворенного желания.
— Я, вообще-то, не так уж сильно и хочу, — стараюсь, чтобы голос не выдал моего настоящего состояния.
— Ну-ну, — посмеивается надо мной Давид, тянет вверх футболку и захватывает ртом сосок.
Я выгибаюсь дугой, мне не хватает внизу его пальцев.
Давид дышит громко, рвано, я все же добираюсь до его члена, пальчиками поглаживаю. Чувствую, как он дергается в руке, и смелей начинаю водить туда-сюда.
— Твоя мама за стенкой, — шепчу я, когда Давид подминает меня под себя, заводит руки за голову. Мы не двигаемся, всматриваемся в темноте в лица друг друга и тяжело дышим.
— Я помню, — говорит он и начинает стягивать с меня спортивки.
Я обвиваю руками его шею и притягиваю к себе. Ловлю его поцелуи, хнычу, требуя большего. Он дразнит меня, скользит по грани, удерживает нас обоих от того, чтобы броситься с обрыва вниз головой.
— Так что? — замирает он, нависая надо мной. — Я же вижу, тебе хочется.
В этот раз его слова срабатывают по-другому. Я злюсь. Потому что понимаю, что он играет со мной. Глупая обида, знаю, но задевает.
— Да пошел ты. — Я пытаюсь сбросить его с себя, упираюсь ладонями в крепкую грудь, а в следующий момент громко вскрикиваю, напрочь забыв о его маме за стенкой, потому что Давид резко входит в меня. На всю длину. И замирает, словно пытается насытиться этим моментом.
Я чувствую, как во мне пульсирует его член, чувствую напряжение Давида и то, как трудно ему сейчас сдерживаться.
— Я бы донес тебя до кровати, но она начала поскрипывать после того, как племянницы весь день скакали на ней, поэтому…
Я закрываю глаза и подаюсь бедрами ему навстречу. Давид задерживается во мне всего на секунду и медленно выходит, а потом снова и снова повторяет эти движения.
Я растворяюсь в нем, сама не замечаю, как начинаю громко стонать, поэтому Давид закрывает мне рот ладонью. И эта грубость неожиданно заводит еще больше. Он наращивает ритм, движения становятся жестче, поцелуи превращаются в укусы. Я чувствую, как внизу живота скручивается пружина, а потом меня накрывает волной удовольствия такой силы, что на какое-то время я, кажется, оглохла и ослепла.
Давид в последний раз врезается в меня и с рыком кончает внутрь, нисколько не заботясь о контрацепции. А потом падает рядом, пытаясь восстановить дыхание.
Он молчит, я тоже не спешу говорить. Пялимся в темноту, расслабленно развалившись на полу.
Его пальцы перебирают локоны моих волос, нежно проходятся по телу. Так хорошо, хочется, чтобы эта ночь не заканчивалась.
Но мне приходится разбить это очарование.
— Это ничего не меняет, Давид. У меня билет на послезавтра.
— Ты не сможешь улететь, — после долгого напряженного молчания говорит Давид. — Не хотел говорить тебе это сегодня, но вы попали в программу защиты свидетелей и теперь должны докладывать о каждом своем шаге.
— Что? — Я привстаю, упираясь локтями в пол.
— Я веду переговоры с органами, чтобы обойтись охраной моих ребят. Не думаю, что вам грозит опасность. Им некому уже мстить, твой отец мертв, у них других проблем до хрена после ареста. Не волнуйся, Лера, это не затянется надолго. Может, несколько недель, максимум месяц.
— Прекрасно, просто прекрасно, я снова застряла в этом чертовом городе, — зло произношу я, момент единения растворился окончательно.
Глава 40. Лера
Когда просыпаюсь утром, то обнаруживаю, что в постели одна. Смятая простыня рядом и след на подушке указывают на то, что ночь Давид провел вместе со мной на кровати, а не на полу.
Я потягиваюсь. В комнате светло, окно открыто, и легкий ветерок холодит кожу. Осень в самом разгаре. Я откидываю в сторону край одеяла, свешиваю ноги с кровати и прислушиваюсь к звукам в квартире.
Тишина.
Не верю что снова здесь. Знакомые запахи переполняют меня, оглядываюсь по сторонам, наслаждаясь обстановкой. Правда, на душе все равно тревожно.
Я тихонько ступаю по паркету, приоткрываю дверь и выглядываю в коридор. Терпкий запах сигаретного дыма проникает в легкие. Тихий голос Давида доносится из кухни. Я проскальзываю в ванную комнату, быстро привожу себя в порядок, переодеваюсь и, найдя в себе смелость посмотреть в глаза Любови Николаевне, покидаю свое укрытие.
Но в кухне ее не нахожу.
— А где твоя мама? Спит еще? — Поглядываю на настенные часы.
Десять утра. Давид в одних джинсах сидит на подоконнике с телефоном в руках и курит. Он отрывается от экрана, переводит на меня взгляд, прищуривается, рассматривая с ног до головы. Делает глубокую затяжку, выдыхает дым в потолок. Я сглатываю. Это так порочно выглядит. Хочется сделать шаг, притронуться к нему, провести рукой по крепкому торсу.
— Сбежала еще до того, как я проснулся. Даже не попрощалась. Написала, что появились срочные дела, но я полагаю, что просто решила дать нам возможность побыть наедине.
— Ясно. — Я обнимаю себя не плечи, не знаю, куда деться. Вчера уверенности во мне было больше.
— Твои сегодня на могилу к отцу поедут. Ты с ними? — внезапно спрашивает Давид, и я теряюсь. Папу без нас похоронили, я даже не знаю где.
— Я… Нет, я сама хочу. Отвезешь?
Давид кивает, спрыгивает с подоконника, подходит к плите.
— Я завтрак приготовил, садись за стол. У меня к тебе разговор есть один.
