наступил, так все к Сю-сю. Около двери столько подарков было, все стены исписали: «Ксюша, я тебя люблю».
— Ну пап, — протянула Ксюша, — не пугай моих друзей.
— Да я так говорю. Просто вспомнилось, как увидел, что вы за ручки держитесь.
Оба покраснели: они правда держали сжимали ладони друг друга, но думали, будто прикрыли это, спрятав их под ногами, что сомкнулись прикосновением коленей.
— Да ладно вам, — гыгыкал отец, — вы уже взрослые. Только, Роберт, скажу тебе одно: за девушками надо наблюдать так, будто это хрупкий хрусталь. А если не беречь, то приходит злой отец и стучит тебе по голове.
— Спасибо за совет, Дмитрий…
— Анатольевич. — помогла Ксюша Роберту.
— …Дмитрий Анатольевич.
— Молодец, парень.
Разговор разбавил напряжённую обстановку, которая их ещё ждала в больнице. Доехав да многоэтажного комплекса из нескольких отделений больницы, что имела цифру пять, они выбрались наружу и прошли к регистратуре. Артур и Маша остались внизу, а Роберт и Ксюша с отцом, одевшись в белые гостевые палаты, прошли выше, к отделению, где лежал Кирилл. У палаты их ждала мама Ксюши — белые, почти прозрачные волосы по плечи и с чёлкой, что стилем говорили, чьей причёской вдохновлялась Ксюша. Увидев дочь, мама не могла сдержать слёзы, хоть до этого показывала себя сильной женщиной, и обняла Ксюшу.
— Здравствуйте, — пытаясь не отвлечь, но не забывая про манеры, поздоровался Роберт.
— Да, мам, — представляла Ксюша нового друга, — это Роберт. Я ехала с ним.
— Новый сынишка. — гыгыкнул отец, на что получил злобный взгляд от матери.
— Вот твой чёрный юмор тут вообще ни к чему, Дима.
— Да что я? — не понимал, что сказал не так отец Ксюши.
— К нему можно зайти? — уточняла Ксюша.
Мать кивнула, после чего Ксюша с Робертом проникли в палату, где лежал Кирилл. Из его носа и рта торчали трубки, а аппарат пищал его сердцебиение — редкое, но какое было. Травмы и гематомы бросались в глаза, отчего Ксюша не могла сдержать эмоций, благо Роберт придерживал её, шепча, что всё в порядке. Они прошли ближе к койке, и разглядели умиротворённое лицо Кирилла с лёгкой щетиной и пухлыми щеками с орлиным носом, который был у отца Ксюши.
— Что ж, — со всей серьёзностью произнёс Роберт, — спасибо, что дождался. Пора начинать.
Роберт схватился за руку Ксюши, а после и за руку Кирилла, положив книгу на его грудь в развороте. Руки его дичайше тряслись, глаза были закрыты, что он посоветовал сделать и Ксюше. В этот момент на них свалилась удушающая тишина, что физически сжималась на их горле, отчего дыхание сбивалось. За окном, где светилось солнце, будто возникла стена, а пол и весь интерьер больничной палаты безызвестно исчезал. Оставались только три тела и сквозь тишину, замедленно, Роберт проговорил:
Тяжесть, необратимость, судьба.
Острые клыки, боль, кровь.
Тишина, ничего, никого.
Забери меня за собой,
О великий, великий хан.
Поднялся вихрь, тела Роберта и Кирилла провалились сквозь ничего.
пространства не было
развивающиеся волосы
роберта и кирилла говорили о том,
что что-то тянет их вниз
но больше ничего. роберт сдерживал свой огромный
интерес ведь посмотри он что происходит с телом то весь план провалится
разом
а кирилл никак не реагировал
будто сам исчезал в пространстве
нет нет не будто он действительно исчезал испарялся
разрывался на куски частицы будтоподтираемый наждачной бумагой
они летели и летели вниз во тьме закрытых векво тьме вокруг во тьме терялись во тьме проглатывалисьа тишина интересно смешивалась вместе с криками
агонии бесчисленных душ будто несколькоодних и тех же дорожек голоса наложиливместе воедино только изменили незначительнодобавили эффектов дополнительных звуковчтобы размешать смешать вымешать промешатьизвергнуть исчерпать смысл голосовнапоминая будто поезд в метро что червёмна огромной скорости протекал по тоннелю
будто кричали тише на тон как ааааааа будтокричали выше на том АААААА а гдето кричалинапевая свою траурную хтоническую скорбящуютоскливую песню мелодику трек музыкунапоминая вспоминая пародируя балладукрича не ааааа или не ААААА а крича будтоааааа
кричали вопили галдели визжали ругалиськричали похуже соседей летними вечерамиустроившими скамейку попиленную разрубленнуюне приносящую свою функциональную особенностьустроившими из скамейки вернее сказать из скамейкиутроившими летнюю веранду распивая баллоныпятилитровые банки бодяги разного сортасобравшись компанией кучной большой но не дружнойи не приятельской а так и сяк из разного сорта собутыльниковкричали похуже сожителей что законом нужно запретить иметьпри себе кухонные принадлежности из ножей и сковород
из последнего кстати по статистике наиболеепопулярное средство для домашнего насилиянасилия что полна предательская темнота в которыхсобраны разные потерянные истрёпанные поджатыедуши умерших когдато за чтото непонятно как оказавшиесяздесь по воле случая прожитых дней которые никак не хотелине думали не задумывались даже о том как в целом могли оказатьсяв подобной ситуации когдалибо но в итоге оказались здесь побитыежалкие полные боли в крике страха боли боли страха того что возможнокогдато при жизни той что так далеко теперь кажется а может совсем свежимивоспоминаниями о том как когдато когото зачемто истязали и сейчасистязаемы сами за когдато когото зачемто но не помнят этого или помняти
каются за содеянное через крикливый манерсвоего пережитого более менее чегото не знают сами или знаютни
кто не знает по итогу кричат лишьсводят с ума сво
им криком кирилл развалился испарился ни пискнувруки роберта костлявые держатся вопреки не как надо не так как стоитдержаться в итоге
он
ступает
на
поверхность
и это
не пол
ведь сложно
назвать это полом
землёй
чем угодно назвать
кроме как
поверхность
…
и крики пропали
роберт наконец мог открыть глаза но смысла особого в этом не было
благо у него был козырь в рукаве
огонь моего сердца,
зажгись
щёлкнув костлявыми пальцами чуть выше ладони возник огонь роберт мог оценить состояние своё и окружения расстраивало его несколько вещей больничная палата светилась
