на колени, раскачиваясь взад-вперед. Она держала его лицо в своих руках, затем поднесла свой рот к его рту.
— Вот, малыш. Возьми мое дыхание, — она дунула ему в рот. — Возьми мою жизнь, — слезы полились по ее лицу. — Не делай этого, мать твою, — она снова дунула ему в рот. Он не ответил. — Черт возьми, Линкольн Хантингтон. Возьми мое гребаное дыхание! — она стучала по его груди. Он не двигался. — Ты не должен этого делать. Ты не должен умирать! — она держала его лицо, прижавшись губами к его губам.
Пульс бился во впадине его горла, тусклый, но заметный, а его грудь двигалась при узких вдохах.
Я присел на корточки рядом с ней.
— Он дышит, милая голубка. Но если мы не доставим его в больницу, он умрет, — я наклонил ее подбородок к себе. — Он доверил тебя мне. Теперь мне нужно, чтобы ты доверила мне его, — я провел большим пальцем по ее губам, сохраняя спокойный голос и ровный тон. Если бы я этого не сделал, она бы запаниковала. Ей нужен был якорь. — Ты можешь сделать это для меня?
Она кивнула.
Я улыбнулся.
— Хорошая девочка, — я выпрямился, расстегнул рубашку и спустил ее с плеч. Затем держал ее открытой перед ней. — Надень это.
Ее ноги дрожали, тело было слабым, когда она встала и просунула руки в рукава. Я натянул рубашку вокруг ее тела, затем застегнул пуговицы уверенными руками — окровавленными руками. Ее глаза сосредоточились на крови, а грудь двигалась в медленных, рассчитанных вдохах.
— Ты убил ее, — ее глаза нашли мое лицо — робкий взгляд, который, черт возьми, задушил меня. Тихий шепот в ее голосе раскололся в моей груди.
Я процветал на страхе. Я стал богом Братства благодаря страху. Без страха нет повиновения. И у меня заурчало в животе при мысли о том, что этот совершенный ангел может бояться меня сейчас.
Я смягчил голос и проглотил комок в горле.
— Нам нужно идти.
Времени было недостаточно.
Нам предстояло прожить еще целую жизнь.
Я еще столько всего хотела сказать, столько всего нужно было сказать.
Мы только начинали.
Я не была готова отпустить его.
Именно эти мысли роились в моей голове в течение последних нескольких часов.
Я положила голову ему на грудь, закрыла глаза и прислушалась к биению его сердца. Единственным другим звуком был ровный гудок монитора рядом с его кроватью и всплески кислорода, поступающего в тело Линкольна через пластиковую трубку. В комнате было мрачно и холодно, но его тело было теплым, когда я прижалась к нему.
Пуля пробила легкое Линкольна, в результате чего он задохнулся и захлебнулся собственной кровью. Они извлекли пулю и установили дренаж, чтобы удалить воздух и кровь, чтобы легкое смогло снова надуться. Это было несколько часов назад, а он все еще не очнулся.
Вернувшись в церковь, Грей сказал мне поторопиться. Он сказал, что у нас мало времени. Он попросил меня довериться ему, и я доверилась. Я доверила ему свою жизнь. Я доверила ему жизнь Линкольна. Он убил женщину, которая когда-то владела его сердцем, чтобы спасти меня. А я попросила его разделить меня с другим мужчиной. Сэди была мертва. Он не оставил в этом сомнений. Но я не могла позволить, чтобы ее кровь была только на его руках. Я не могла позволить ему жить с этим после всех тех эгоистичных вещей, которые я заставила его сделать. И я не могла выйти из той церкви без завершения. Я нуждалась в этом за то, что она сделала со мной, за то, что она сделала с Линком. Грей убил ее. Я хотела убедиться, что она отправится прямиком в ад. Поэтому я схватила с пола пистолет. Я направила его ей в грудь. И разрядила всю обойму в ее беззащитное тело. Я нажала на курок, слезы текли по моим щекам, а из горла вырывался крик. Щелчок, щелчок, щелчок пустой обоймы все приближался и приближался, а я все сжимала курок. Грей обхватил меня сзади, прижав к себе. Его бархатный голос успокоил мои бушующие моря.
— Достаточно, голубка, — сказал он. А потом он погрузил нас в лодку местного рыбака и спас нас. Снова.
— С ним все будет в порядке, — нежный голос Татум разнесся по комнате, отрывая меня от мрачных воспоминаний.
Я открыла глаза. Она улыбалась — всегда улыбалась. Ее кожа светилась от поцелуя острова. И счастья. Ее темные волосы были собраны в высокий хвост. Длинное голубое платье с бретельками плыло при каждом шаге. Она выглядела грациозной балериной, какой и была. Я была уверена, что Каспиан уже недалеко. Если я что-то и узнала о Братстве, так это их властную, защитную натуру.
Я села.
Татум села на край кровати и взяла меня за руку.
— Он боец. Мой брат не знает другого пути.
Чувство вины захлестнуло меня, и во рту пересохло.
— Это должна была быть я. Я должна была лежать в этой кровати с трубкой в груди.
— Неужели ты действительно думала, что кто-то из этих мужчин позволит этому случиться?
Я опустила глаза в пол. У Лео был длинный язык. Она должна была уже знать. Линкольн был ее братом. Это должно быть странно для нее.
— Ты, наверное, думаешь, что я испорчена.
— Мы все испорчены, — она сжала мою руку. — Любовь беспорядочна. Но именно такие беспорядочные моменты, те, за которые мы боремся, стоят того. Я думаю, что вы три человека, которых бросили в запутанную ситуацию, и вы справляетесь с ней так, как можете — своими сердцами. Я не собираюсь вас осуждать, потому что не могу сказать, что бы я сделала или не сделала, если бы это случилось со мной. Но я хочу сказать вам, что вы не испорчены. Ты человек с сердцем и душой.
Я подняла голову.
— Я должна быть мудрой в этих отношениях.
— Я мудрая, — ее губы приподнялись в улыбке. — А ты — озабоченная.
Мой рот опустился.
Она изогнула бровь.
— Ты тайком выходила из моей комнаты, чтобы сделать моему брату минет, прежде чем у меня был первый поцелуй.
— Ты этого не знаешь!
— Это ложь?
Я молча пережила воспоминание.
— Я так и думала, — она ухмыльнулась, затем прочистила горло. — Я бы хотела побыть наедине с братом. На улице есть человек, у которого был очень плохой день, и веришь или нет, но ты ему сейчас нужна, — она отпустила мою руку,