Вопреки всем доводам рассудка я сказала:
— Поппи, я подозреваю, что все твои проблемы из-за покера, я права?
В трубке раздались приглушенные рыдания:
— Я не могу тебе сказать.
— На самом деле, можешь.
Потребовалось еще несколько осторожных вопросов, и в конце концов Поппи призналась:
— Я влипла в этот покер. Просто загадка, как быстро я стала повернута на нем. Я не сплю ночами, спрашивая себя: «Как?». Я заняла денег, потому что не смогла выиграть, а теперь я не могу вернуть долг. Я не могла погасить свой долг по кредитке и обратилась в одну из тех фирм, которые обещают весь мир в кармане, и забывают сказать о размере процентов мелким шрифтом. Игра стоит свеч, но только, когда выигрываешь. Что еще сказать? Я не могу рассказать Ричарду, потому что он придет в ужас, я не могу рассказать маме. Если я в ближайшее время не сделаю что-нибудь, придут судебные приставы, и я попаду в черный список у банков.
Я прервала ее:
— Поппи, послушай, ты перестала играть? Это первый шаг к спасению.
— Конечно… да… — все-таки Поппи была неисправимой лгуньей. — Я тебе не верю.
Ситуация была слишком деликатной, а я была слишком прямолинейна. Она грубо огрызнулась:
— Это не твое дело. Я сама со всем справлюсь. Если поможешь найти деньги, это тебе зачтется.
Наконец-то советы руководства самопомощи могли мне пригодиться.
— Почему бы тебе не поговорить с кем-нибудь. — Я понизила голос. — Поппи, я могу найти хорошего специалиста.
Снова всхлипы:
— Я так скучаю по папе. У меня словно дыра в голове. Почему он умер? — пауза, а затем ее мрачный и бесплотный голос на другом конце провода произнес, — лучше бы я сама умерла.
Я взглянула на часы. В моем расопряжении был один час, и я могла использовать его более эффективно, отложив запланированную глажку белья.
— Держись, Поппи, — я чувствовала трепет первооткрывателя, вступающего на неизведанные территории. — Я могу приехать.
— Нет, — сказала она. — Не надо.
Ева лежала на дальней от входа кровати, что, надеюсь, давало ей хоть немного покая. Суматоха была ошеломляющей — тележки, посетители, врачи в белых халатах. Она полулежала на подушках, ее лицо почти сливалось с белым бельем.
— Алло, Минти.
— Ева, тебе лучше? — Я поставила корзинку с фруктами на ее тумбочку и присела рядом.
Она была слишком слаба, чтобы говорить, и я держала ее за руку, поглаживая пальцами. Новерное, этот жест порадовал ее, потому что она слабо улыбнулась и прикрыла глаза. Через некоторое время я направилась на поиски информации.
Дежурная медсестра сидела за стойкой в конце коридора. Она была аккуратной, измученной и такой маленькой, что едва была видна за кипой бумаг. Она спросила:
— Кто?
Ей понадобилось несколько минут, чтобы найти нужную информацию среди файлов и распечатать данные о Еве. Наконец она сообщила мне, что Ева может покинуть больницу на следующий день, но ей потребуется специальный уход и постельный режим по крайней мере на шесть недель. Она выдала мне рекомендации по диете и список лекарств. Холодок пробежал по моей спине.
Затем я отправилась в агентство нанять няню на неделю, где кратко изложила основные требования по уходу за Евой. Белокурая девушка-австралийка улыбнулась, покачала головой и вежливо сказала:
— Я боюсь, про правилам агентства я не могу предложить вам ничего, кроме ухода за детьми.
Снова началась моя телефонная одиссея.
— Если бы вы смогли заглянуть раз в день, — умоляла я Тессу/Кейт/Пейдж, — просто проверить, что она приняла таблетки и съела что-нибудь.
Тесса сказала:
— Если она действительно больна, вам лучше нанять сиделку.
— Я уже пригласила няню из агентства, и она обошлась мне в целое состояние.
Кейт была более доброжелательна и менее полезна:
— Вам лучше оставаться дома, Минти. Как вы себя будете чувствовать, если с Евой что-нибудь случится?
Пейдж сказала:
— Я не хотела говорить, Минти, но я узнала, что ты не только читала нравоучения мне, но даже заняла сторону мартина.
— Как?
— Он проговорился, что завербовал тебя за чашкой кофе.
— Это же было сто лет назад. Во всяком случае, что я должна была сделать? Проигнорировать его? — Последовала тишина, и я в отчаянии добавила. — Ева действительно нуждается в заботе, а девушка из агентства не сможет этого сделать или просто не станет.
— О'кей, — Пейдж не испытывала особого восторга. — Я пришлю Линду. Она сможет покормить Еву.
Это было большее, чего я смогла добиться. Не много, но уже кое-что, и я приступила к составлению списка для Линды. Начать с того, что Ева была очень слаба. С каждым днем ей становилось лучше, но выздоровление шло медленно. Она могла продержаться на ногах час, но не более. Стараясь не думать о моих таящих, как снег, денежных резервах, я наняла няню из агентства еще на две недели.
Пейдж считала, что я должна уволить Еву.
— Ты обязана выжить, — заявляла она, — ты не можешь позволить себе слабое звено. Или ты или она.
Сквозь многовековой пласт социально-этического мышления в мою душу улиткой заползло сострадание. В тот же момент меня озарила догадка:
— Интересно, не так ли ты относишься к Мартину? Считаешь его слабым звеном?
Создавалось впечатление, словно Пейдж говорит с непокорным ребенком:
— У меня нет времени для воспитания ответственности у взрослого человека. А у тебя нет времени для ухода за нефункционирующей няней.
Ева заболела, но не поглупела. Она чувствовала, куда дует ветер.
— Пожалуйста, не забирайте у меня работу, — попросила она в страхе, что я могу выкинуть ее на улицу.
Секунд десять я боролась с желанием купить ей билет в один конец до Румынии. Я взяла ее болезненное личико в ладони.
— Не говори глупостей, Ева. Дети нуждаются в тебе и они тебя любят. Ты нужна мне, нужна им, поэтому, пожалуйста, сосредоточься на выздоровлении.
Когда я вечером поднималась в свою комнату с ужином на подносе, я подумала, как было бы хорошо, если бы там сейчас был Натан.
Я привезла в «Парадокс» пиджак (который меняла каждые два дня) и повесила его на спинку кресла. Это должно было создать впечатление у всех заходящих в мой кабинет, что уже или еще на работе. Я жирным шрифтом напечатала список так называемых «встреч», разрисовала его галочками и крестиками и положила слева от компьютера. На самом деле, я готова была пожертвовать частью бюджета семьи, чтобы мчаться на такси на Лейки-стрит покормить Еву. Это был убийственный график, но я обнаружила странную вещь: отчасти мне это нравилось.
