— Ты злая. Ты заставляешь меня хотеть самого ужасного. Посмотри, что я с тобой сделал!
— Что же ты со мной сделал? Я почти ничего не могу вспомнить после того, как ты перекрыл доступ кислорода. То есть, кое-что я помню, но все как в тумане.
Дэниел сел на кровати, потянулся за сигаретами и зажег две.
— Я накачал тебя виски и транквилизаторами, а потом насиловал тебя два дня.
— Тебе не нужно меня одурманивать или привязывать.
— Но это так здорово. Только твоя кожа слишком непрочная. Мне почти не приходится прилагать усилий, чтобы у тебя потекла кровь.
— У меня даже не было возможности сделать больно тебе. Мне обидно, что твоя кожа осталась нетронутой. — Сара держала горящую сигарету над его бедром. — Можно?
— Если просить разрешения, это неинтересно, Сара.
Она вдавила сигарету в его тело и задержала дыхание; в нескольких дюймах от ее руки затвердел его член. Кроме эрекции, Дэниел не отреагировал никак. Сара убрала сигарету, оставив кружок голой красной кожи и запах горелых волос. У него толстая кожа; ей придется действовать жестче. Надо было хотя бы досчитать до пяти. Нет, надо было прижимать, пока он не отдернул бы ногу, чтобы глаза его наполнились слезами, а голос задрожал.
— Тебя и правда возбуждает боль? — спросила она, наклонившись, чтобы поцеловать ожог.
— Меня возбуждает не моя боль, а твоя неуверенность. Мне нравится, когда ты боишься, но все равно идешь вперед, потому что настолько доверяешь мне. Я люблю видеть на твоем лице потрясенное выражение, которое появляется, когда ты пробуешь что-то в первый раз.
Сара помнила все ее первые разы с ним, целую жизнь назад. Ей стало грустно, что столько времени было потрачено даром, ведь она была предназначена для того, чтобы все время быть рядом с ним.
Следующие дни были полны исследований и открытий. Сливающиеся руки и ноги, произнесенные шепотом слова и тени. Сара словно понимала, для чего создано ее тело. Ее руки были созданы, чтобы удерживать вес ее над Дэниелом, пальцы — чтобы хватать, сдавливать, гладить и колотить. Ее горло существовало, чтобы кричать и выть.
Однажды ночью, а возможно, и утром, Дэниел сказал ей, что планировал это многие годы. Ее полное подчинение ему всегда было единственным желанием. Сейчас она, наконец, отдала ему свою девственность.
— Ее ты взял много лет назад, — напомнила ему Сара.
— Тогда ты была девственницей в современном смысле этого слова. Но ты была не настоящей девственницей в классическом смысле. На этот раз ты стала моей.
— В классическом смысле? Как жертвенная девственница?
Саре нравилось, как это прозвучало, и она опять предложила ему себя. Он взял ее медленно, потому что двигаться было трудно. Через несколько часов, не в силах приводить в движение отяжелевшее тело, Дэниел продолжал, как будто ничто не прерывало их.
— Слово «девственница» (virgin) происходит от греческих и латинских слов «мужчина» и «женщина». Это значит «андрогин», или человек целостный и самодостаточный. В древние времена этим словом обозначали женщину или богиню, например Диану, которые жили сами по себе. Женщину, которая отказывается принадлежать мужчине.
— Как я.
Дэниел перекатился на нее, придавив всем своим весом.
— Ты девственница, несмотря на всех твоих мужчин.
Сара попыталась улыбнуться, но это у нее получалось хуже, чем разговаривать. Болела челюсть.
— Ирония судьбы.
— Это в прошлом. Теперь ты моя. — Дэниел опять вошел в нее, но не двигался. Она плыла.
Они почти не спали. Когда запах и липкость семени, крови и пота становились невыносимы, они ковыляли под душ и слепо, слабо растирали друг друга куском мыла. Руки Сары едва поднимались, спина и шея болели. Дэниел жаловался, что у него болят кости, а колени совсем разболтались. Они валились, обнявшись, на кровать, на пол, на диван, на пол балкона, но никогда не могли надолго заснуть или отдохнуть — оба начинали чувствовать беспокойство. Оно переставало быть приятным, превращалось в болезненную нужду. Сара снова стала наркоманкой. Перестав ориентироваться в пространстве, то и дело отключаясь, она брала его снова и снова, просто чтобы чувствовать себя нормально.
— Черт. Дэниел, как насчет работы? — На дворе было светло, и она проснулась, чувствуя, что как будто находится не там, где должна быть.
— Что? — Его глаза были закрыты. Его рука покоилась на ее носу и левой щеке.
— Мне надо позвонить на работу. Мне нужно...
— Я уже позвонил. Сказал, что у тебя неприятности в семье, и ты вынуждена уехать, когда вернешься, сообщишь. Можешь не беспокоиться.
— А как насчет твоей работы?
— Я взял отпуск. Четыре недели.
Сара отодвинула его руку и попыталась сесть. Это оказалось ей не под силу. Она снова опустилась на матрас.
— Что ты?..
Дэниел чуть приоткрыл глаза. Они были скорее красные, чем зеленые.
— Отпуск по личным обстоятельствам. Я сказал им... Господи, я умираю от голода. Мы должны встать. Съесть что-нибудь.
— Что ты им сказал?
Губы Дэниела чуть шевельнулись. Сара поняла, что это улыбка.
— Сказал, что у меня личностный кризис, с которым я должен справиться. Полагаю, все думают, что я переутомился.
Сара перекатилась на бок, так что ее голова оказалась у него на груди.
— Если бы они сейчас тебя увидели, у них были бы все основания так думать. Ты выглядишь ужасно. Как будто целый год жил в картонной коробке, пил технический спирт и питался из мусорных баков.
— А ты похожа на шестинедельный труп наркоманки, которая умерла от сифилиса.
— Трахала я тебя.
— О да, пожалуйста.
И каким-то образом ей это удалось.
У Сары пошла кровь, и она сначала испугалась, потом задумалась, очарованная. У нее не было менструаций с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать. Появление крови напомнило ей, что она не принимала контрацептивы, и обернулось перерывом в необузданном распутстве. Она послала Дэниела в аптеку и ждала в ванной, пока он не вернется. Он был смущен и неловок — пожилой мужчина с подбитым глазом и расцарапанными щеками, протягивающий ей пять коробок тампонов, потому что он не знал, какие именно надо купить.
На нем были черные льняные штаны и темно-зеленая футболка с отложным воротником. Он сказал, что на улице солнечно, но прохладно. Сколько времени прошло с тех пор, как он одевался? Сара не разрешила ему снять одежду. Она оделась в толстые серые носки, розовые трусики и майку, темно-синий спортивный костюм. После того как она неделю пробыла голой, одежда показалась извращенно сексуальной. Хлопок белья касался ее, как робкие пальцы, резинка носков хватала за лодыжки.
