– Заговорит. Я ее так трахну, что она все расскажет, можете быть уверены.
Сойер пожал плечами вместо того, чтобы съездить по этой самодовольной физиономии.
– Я могу быть уверен только в том, что ты прощелыга и единственное твое достоинство болтается между ног.
– Ты что, обалдел, Брок? – Харлен налился кровью. – Думай, что говоришь и где находишься! Да, Дэйв согласился помочь, но тебя никто не освобождал от взятых обязательств. Я вправе ожидать, что ты выполнишь мое поручение.
Сойер смотрел прямо в глаза Харлену, с большим трудом удерживаясь, чтобы не сказать, куда он может засунуть свое поручение. Но время еще не настало. Он только повел плечами и вежливо ответил:
– Как скажете.
– Давно бы так. Теперь можно спланировать наши совместные действия.
– На меня не рассчитывайте, – сказал Сойер. – Мне и без этого дел хватает.
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты, понимая, что и жизнь, и карьера катятся ко всем чертям.
– Умоляю тебя, не бери трубку, – ворковала черноволосая красотка.
Томас, не обращая на нее никакого внимания, потянулся к телефону.
– Алло, – сказал он, стараясь настроиться на деловой лад.
– Я достал интересующую вас информацию.
Томас сел.
– Ну, миленький, ложись.
Томас прикрыл рукой трубку и бросил на брюнетку испепеляющий взгляд:
– Либо заткнись, либо катись отсюда.
Женщина вскочила как ужаленная.
– Иди ты к черту.
– Прошу прощения, – сказал Томас в трубку. – Так что там такое?
– Я достал для вас информацию. Во всяком случае, значительную часть.
– Отлично. Выкладывайте.
Кейт редко задерживалась на работе после наступления темноты, но сегодня сделала исключение. Ей предстояло вынести решение по нескольким делам, но одно требовало особого внимания. А разве другие менее важны? – упрекнула она себя.
Может, стоит поймать на слове Билла Джонса и вернуться в юридическую контору? Надо подумать. Но это была просто шальная мысль. Кейт всегда нравилось работать у Джонса и Страссберга, ноона любила покорять новые вершины. А в конторе она, по сути дела, топталась на одном месте, несмотря на все разъезды, сверхурочные часы и бесконечные совещания.
Она купила дом, но ей вечно не хватало времени, чтобы в полной мере насладиться покоем и уединением. Видимо, подумала Кейт, с годами она стала эгоисткой. Теперь ей хотелось больше времени уделять себе самой. Может быть, именно по этой причине она согласилась перейти на должность окружного судьи.
Кейт положила ручку, отвела взгляд от слепящей лампы и потерла утомленные глаза. Сегодня ей многoe удалось сделать по работе, так что день прошел не напрасно. И потом, завтра суббота, можно будет целый день посвятить саду.
Телефон молчал весь вечер. Почему он не позвонил? Она в задумчивости грызла карандаш. А вдруг он больше никогда не позвонит? Она напрасно пыталась себя убедить, что ей это совершенно безразлично, что ей нужен только отчет о ходе поисков. Они оказались куда более затяжными, чем можно было ожидать, но ей до сих пор не приходилось сталкиваться с розыском пропавших. Однако в глубине души Кейт понимала, что ее нетерпение связано не столько с отсутствием сведений, сколько с тем, что он давно не давал о себе знать.
Она лелеяла надежду увидеть его, услышать его голос, прикоснуться к нему. У нее устали глаза и затекли плечи от долгого сидения над материалами дела. Прогоняя прочь тревожные мысли, Кейт опустила голову на руки.
Тут до ее слуха донесся неясный шорох. У нее заколотилось сердце. Может, почудилось? Нет, вот опять. Кажется, это открылась и закрылась дверь. Неужели кто-то вошел в приемную? Но кто же? Она взглянула на часы: это, по всей видимости, Пит, швейцар. Или кто-то из коллег-судей. Не она одна работала вечерами.
Кейт замерла, ожидая, что в дверь постучат. Ни звука. Нахмурившись, она встала.
– Кто там? – громко выкрикнула она, чувствуя, что по спине пробежал предательский холодок.
Ответа не было.
Она хотела было выйти в приемную, но вдруг дверь широко распахнулась. В кабинет вошел Томас Дженнингс и с грохотом захлопнул за собой дверь.
У Кейт перехватило дыхание.
– Ну, здравствуй, Кейт!
Его холодный, торжествующий голос вернул ей силы.
– Убирайся! Немедленно!
Томас захохотал:
– Чего захотела! У меня к тебе есть дельце.
– Нам больше не о чем говорить.
– Ай-ай-ай, ваша честь, не к лицу судье обманывать старого приятеля, я бы даже сказал возлюбленного.
– Ты омерзителен.
Он снова разразился хохотом:
– Если у тебя не пропало желание обзываться, значит, я еще хоть куда!
Кейт захотелось броситься на него и выцарапать ему глаза. Что за наглость! Ее затрясло, но она стала бы себя презирать, если бы позволила Томасу это заметить. Любой ценой нужно было держать себя в руках. В конце концов, что он ей может сделать? Ничего, успокаивала она себя. Здесь она в безопасности. Или нет? Ей вспомнилась авария на скользком шоссе.
– У меня к тебе небольшой разговорчик.
– Пошел вон! – закричала Кейт.
Томас не подчинился. Наоборот, он подошел ближе, обдав ее запахом своего одеколона. Кейт чуть не задохнулась. Можно было подумать, что он вылил на себя целый флакон. Но сам-то он наверняка считал, что именно так и должно от него пахнуть, что в этом отношении, как и во всех остальных, он – само совершенство. На нем были сшитый на заказ костюм и дорогой галстук. Внешность его оставалась безупречной – если не считать лица. Его глаза и улыбка источали зло. Кейт невыносимо было оставаться с ним рядом.
Словно угадав ее мысли, он скривился:
– Думаешь, на тебя нет управы? Думаешь, тебе будет позволено безнаказанно вмешиваться в мою жизнь? Так имей в виду, это тебе даром не пройдет.
– Ты сам не знаешь, что говоришь.
Томас подступил еще ближе. Кейт отпрянула.
– Ну почему же? Я говорю про Сойера Брока.
Кейт на мгновение закрыла глаза.
– А тебе-то что до него?
– Ты наняла эту ищейку следить за мной!
– Ты в своем уме? Зачем мне это? Я и так знаю твою самую грязную тайну. – Она смерила его презрительным взглядом. – Мне до тебя не больше дела, чем до помойной ямы.
Томас побагровел.
– Тогда зачем ты наняла сыщика?
– Не твое дело.
– Врешь! Если не для того, чтобы следить за мной, значит, для того, чтобы разыскивать твоего выродка.
– Ну и мразь же ты, Томас Дженнингс!
Он рассмеялся своим обычным злобным смехом.
– Дай ему расчет, поняла?
– А если я откажусь?
– Откажешься – пожалеешь.
– Как я уже пожалела, когда ты пытался столкнуть нас под откос?
Выражение его лица не изменилось.
