нашли? Нет. Так какого черта он для всех вас вдруг стал… – не смогла произнести этих слов.
– Потому что он умер, твою мать, – повысил голос он вдруг. – Его течением унесло. Вот и не можем найти.
– Заткнись и не говори того, в чем не уверен, – снова отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него.
– Тебе тяжело, я понимаю. Я тоже потерял брата, но он реально умер.
– Заткнись, Ян. Клянусь, если ты еще раз произнесешь эти слова я возьму пушку и прострелю твой грязный язык, – перехожу на крик.
Он вытаскивает и вкладывает мне в руку оружие, подойдя лишком близко и направляет дуло себе в лоб, произнося слова, стирающие меня навсегда:
– Он мертв, Даша… Далер мертв, мои люди ищут его тело. Они убили друг друга. А теперь стреляй.
– Он поклялся сыном. Он поклялся Рамилем, – вдавливаю дуло пистолета в его голову. – Попросил его подождать. Слышишь? Ты слышишь меня, предатель чертов. Не смей произносить эти слова. Не смей, – начинаю бить его кулаками бросив оружие на ковер, со всей силы, которая еще есть во мне, которая во мне еще осталась.
Хватает за локти и встряхивает.
Разворачиваюсь в его руках и убегаю в детскую комнату. Хватаю сына на руки и обнимаю его. Всматриваюсь в любимые черты, нахожу в них Далера. Смотрю на него и впитываю в себя боль, которая пытается сочиться из меня. Но я хочу сохранить ее в себе. Навсегда. Я выплесну ее потом. Сейчас я буду питаться ею.
Неделю спустя…
Нет на свете боли, которая сравнится с болью утраты.
Нет такой.
Любая агония проходит независимо от того, что с тобой стряслось. Перелом, порез, ушиб… Неважно.
Но если под тобой разжигают костер и адский котел вновь и вновь перемалывает тебя в фарш, это бесконечно.
Бесконечно. Это много?
Мой ад жарит меня, не скупясь на пламенные объятия всего лишь неделю. А для меня каждая минута подобна одной жизни.
Я не сильна в математике, но за эти семь дней я сама сдохла не раз.
Есть надежда на время.
Вот я и жду.
– Дочка, поешь немного, – зовет меня мама.
Я закрылась в нашей комнате. Снова. Не хочу ни с кем говорить.
Шторами отделила себя от дневного света и села рядом с нашей кроватью…
Нашей… что еще мы поделили на двоих?
Да ничего мы не успели…
Я сплю в кресле. Уйти в свою спальню я не могу. Мне там страшно. Здесь, зато тепло. Но в кровати холодно. Я трясусь от холода. Одинокого, колкого, дикого…
Холодная, безликая постель.
Я ни за что теперь в нее не лягу.
Хочу уйти и дверь сорвать с петель.
Но мой побег, не примут за отвагу.
Я остаюсь, продрогшая насквозь.
Я остаюсь и вопреки сомненьям.
Проглатываю чью-то злую ложь.
А боль меня приковывает к стенам.
(с) Лила Каттен
И так каждый день. Потерянная, поломанная.
Я не хочу верить никому… но дыры в сердце и душе… они пропускают сквозняк.
Я просто пытаюсь сделать вид, но на самом деле я жду его… Я не могу его не ждать!
– Целая неделя, Далер… Ты задолжал мне клятву на целую неделю.
Услышала шум машины и увидев в окно, что это Гена поспешила к нему вниз, чуть не сбив маму с подносом.
– Даша, – крикнула она вдогонку.
– Оставь на столе, приду поем.
Останавливаюсь в огромной гостиной. Жду.
Снова молчит. Значит ничего.
– Он не мог исчезнуть, – чеканю мертвым голосом. – Почему так сложно найти? Уже неделя прошла.
– Даш, мы задействовали…
– Мало, – перебиваю его. – Задействуйте больше людей. Ян тоже ищет и ничего. Как так?
Все это время наши люди пытаются найти тело Далера, но безуспешно.
И я не прекращу поиски, пока не смогу его спокойно похоронить либо… случится чудо…
Наш разговор перебивает детский крик, и я вздрагиваю, как от удара.
Я ни разу не приблизилась к малышу за эти дни.
Я не могу… меня ломает тот факт, что ощущаю себя предательницей в его глазах. Я не могу посмотреть в его темные озера. Я обещала ему, что папочка вернется.
Я лгунья. Не имела права. Недостойна его.
Крик усиливался, а мое сердце снова разбивалось… снова и снова…
Надежда Степановна пыталась успокоить Рамиля, но не могла, и я побежала туда.
Ворвалась в кухню и увидела печальный и обеспокоенный взгляд женщины.
– Простите, я никак не могу…
– Все в порядке, дайте мне его.
Малыш, услышав мой голос тут же повернулся и всплакнул, посмотрев блестящими от слез глазками.
Прижала к себе его и зарыдала, ощутив связь с его отцом.
– Прости мой сладкий… Прости меня зайка…
Села на свои колени прямо на пол и покачиваясь обнимала его, умоляя простить мне мой эгоизм.
– Просто мамочке так больно, слышишь? Так больно, что его нет рядом. Я схожу с ума малыш, потому что не могу без него, у меня не получается. Тебе, наверное, тоже одиноко? Тоскуешь, да? Как же нам с тобой теперь без него?
Рамиль замолчал и просто обнимал меня в ответ, а я все качалась вперед-назад и говорила… говорила…говорила…
* * *
Через неделю ситуация не изменилась.
В гости приезжал Ян, пытался поддержать. Хотя он потерял брата и ему тоже нелегко. Я не стану с ним меряться болью. Мы любили его каждый по-своему… по-своему сильно…
– Найдите его, – твердила я ему. – Он имеет право быть похороненным достойно. До тех пор никакие нотариусы, никакие документы о смерти не оформляйте.
Меня понимали все.
Мое сумасшествие продолжалось. Каждый день и каждую ночь, стоило мне остаться наедине с собой.
Его обещанное «завтра» наступало новым восходом солнца, но перемен все не было. Я искала его клятву в суете дня и не находила. Он слишком громко обещал и больно этим ранил.
Я хотела винить всех вокруг, и я делала это…
Коварнее всего были воспоминания. Они расползались тенью по комнате. Я видела нас с Далером со стороны и жалила этим себя еще сильней. Намеренно сильно, чтобы помнить еще ярче. Не забывать… никогда…
– Так нельзя, – мама появилась на пороге моей комнаты однажды.
Посмотрела на нее, все так же сидя в кресле.
– Нельзя, – повторила за ней соглашаясь, – не спорю. А как можно?
– Даша, тебе пора прийти в себя и начать жить. Ты же убиваешь себя.
– Правда? – саркастично задала вопрос. – А я и не заметила.
– У тебя остался ребенок. Заботься о нем. Постарайся принять то,
