же просыпаться рано утром — это не моё. Да и привыкла я за месяцы, проведённые в Раю, бодрствовать по ночам.
— Вы? — изумлённо хлопала сонными глазами.
— А кому ты ещё нужна, дурочка. Тебе же говорили — согласись на изменение арендатора. Почему ты тогда упёрлась? Не важно. Так даже лучше.
Гриша. Григорий. Тот самый клиент из Рая, на дочь которого я так сильно похожа. Он сильно изменился с тех пор, как я видела его в последний раз — отрастил густую бороду и, вроде как, постарел.
— Лучше? — всё ещё не до конца проснувшись, повторила последнее слово, сказанное им.
— Конечно, лучше. Теперь я ближе к своей дочке. Ты видела её? Отвечай! Ты не могла её не узнать.
— Тише, здесь могут быть камеры.
— Здесь? — мужик расхохотался. — Это нелегальный бизнес. Какие камеры? Я сам о нём узнал от твоих друзей.
Моих друзей? У меня нет друзей, и никогда не было. Разве что, Настя. Или…
— Костя?
— Не знаю никакого Костю. Твой предыдущий арендатор и кучка его собутыльников. Они собираются вместе, что-то про права женщин вещают. Мне это не интересно. Единственное, что я хочу — увидеть свою дочь и убедиться, что с ней всё в порядке.
— Она точно не в порядке, — встала с дивана и посмотрела ему прямо в глаза.
— Не смей так говорить, — он ударил меня по щеке, я зашаталась и чуть не упала на пол. — Тихо, тихо, не плачь.
— Я и не собиралась, — отпихнула его от себя. — Хорош папаша. Вашу дочь насилуют, заставляют тяжело трудиться и рожать каждый год, а когда она перестанет быть полезной, вообще запрут в подвале и будут кормить отбросами. Зачем вам знать, как она, если вы не собираетесь ей помогать?
Он ничего не ответил на мою отповедь, только налил себе полный стакан виски и закинул его в рот. Потом долго сидел у «камина», обдумывая что-то и, наконец, заговорил:
— Про существование мотеля мало кто знает. Они хотят устроить большой взрыв. Что-то типа теракта. Не хотел тебе говорить, но мне просто необходимо, чтобы ты мне полностью доверяла. Я согласился пронести сюда самодельную бомбу, умереть ради своей девочки. Но ты должна найти её. Уговорить приехать в мотель. Мы нашли для вас отдалённую ферму. Там редко появляются посторонние.
— Ничего не выйдет. Нас будут искать.
— После взрыва ничего не останется.
— Они изучат каждую обгоревшую пылинку, пока не убедятся, что погибли все, — я грустно покачала головой.
Гриша взял мою покалеченную руку и долго рассматривал её.
— Ты уже лишилась одного пальца, тем проще будет отказаться от предплечья. Не буди меня.
Он ушёл в спальню и сразу захрапел, так и не дав никаких приказов, зато посеяв в моей душе кучу сомнений. Если я правильно поняла — они хотят, чтобы я оставила на пепелище часть своей руки. После взрыва на месте отеля останется гора трупов, и никто не станет искать все «запчасти», вот только стоит ли оно того? Да и где искать его дочь? Почти наверняка она сейчас в резервации для молодых матерей, которая не пойми где находится. Или вообще в подвале. Чёрт! О чём я вообще думаю? Этот мужик точно свихнулся и помогать ему — преступление.
Самое разумное сейчас — делать вид, что я на всё согласна и старательно разыскиваю его дочь. Тянуть время до родов, а потом… Даже не знаю. В любом случае, если Гриша не врёт, то Костя помнит меня. Он бы никогда не подписался на убийство кучи людей. Наверняка есть другой способ вызволить меня отсюда.
***
Стук в дверь. Автобус. Возвращение в монастырь. Кто-то заботливо принёс мне ужин в комнату. Очень кстати — в мотеле не кормили. Другие девочки выглядели вполне счастливыми, хвастались обновками, симпатичными аксессуарами и прочей мелочёвкой, которую им подарили клиенты. Похоже, за пределами монастыря запрет на разговоры не действует.
— А тебе что подарили? — все поглядывали на меня с интересом, но только одна спросила в лоб.
— Ничего, — спокойно ответила я.
— Вот же жмот! — фыркнула девчушка. — Ты намекни ему как-нибудь. Нам же ничего не дают, кроме этих старых тряпок, — она брезгливо посмотрела на мой драный пуховик. — Скажи ему, что мёрзнешь. И что носить тебе нечего. Что последняя расчёска поломалась. Они жалостливые.
— Ага, спасибо, — отвернулась к окну и прикрыла глаза.
— Ну как хочешь, — девушка пожала плечами и вернулась к болтовне с товарками.
Они ведь действительно давят на жалость. Рассказывают, как им голодно и холодно в монастыре, чтобы за секс получить тёплый шарф или дорогой шампунь. Даже не подозревают, как это унизительно! В Раю и то было лучше. Там хотя бы девушек всем необходимым обеспечивали, и не нужно было клянчить подарки у клиентов. Впрочем, мне бы не помешала сейчас удобная тёплая одежда, но я не буду унижаться и просить её у Гриши. Захочет — сам купит.
— Скажи ему, — моя соседка снова обратилась ко мне, когда мы подъезжали к монастырю. — Эти обноски ужасны. Гордые в монастыре не выживают.
Всё. Автобус проехал через мост и все сразу замолчали. «Гордые в монастыре не выживают» — крутилось в голове вновь и вновь. А ведь она права! Не только в монастыре, но и в Раю, да и в обычной жизни тоже. Пресмыкайся перед мужем, и, может быть, он не аннулирует твой брак. Беспрекословно выполняй любые желания клиента и, может быть, не окажешься в бункере. Молча и старательно делай порученную тебе работу и, может быть, тебя не запрут до конца жизни в вонючем погребе под коровником. Всё просто: хочешь выжить — терпи. Так устроен мир. Ничего изменить нельзя.
— Мне нужны утеплённые брюки для беременных, новый пуховик и зимние ботинки на толстой подошве тридцать седьмого размера, — с порога выдала Грише свои пожелания.
— Что? — он опять спал, похоже, всю ночь провёл в баре.
— Что слышал. Для женщин в монастыре не закупают новую одежду, все друг за другом донашивают старое тряпьё. Мои шмотки на меня давно не налезают. Да и не подходят они для работы на улице.
— Вас работать заставляют? — Гриша закурил сигарету, но сразу потушил её.
— Дядя, монастырь — не Рай. Там кто не работает, тот не ест.
— Бедная моя девочка, — произнёс он, обращаясь к пустоте. — Всё куплю на следующей неделе. Ты нашла её.
— Нет пока. Она, должно быть, родила недавно и сейчас находится в другом месте.
Гриша заметно погрустнел, и я поспешила успокоить его:
— Мне немного осталось, —
