— Тогда может, пообедаем?
— Даниял, — она отвернулась, и он взял ее за руку. Ладонь была прохладной, и Дану стоило немало усилий, чтобы ее не поцеловать. — Ты слишком форсируешь. Сбавь обороты.
— Хорошо, Даночка. Если считаешь, что меня сегодня было много, иди с ними гулять сама, только можно, я буду на вас смотреть?
И когда она заплакала, совершенно растерялся. Ну как ее понять? Протянул руку, но она отстранилась, а, успокоившись, сказала:
— Я сама заберу детей, переодену, а ты заедешь за нами после пяти. Можем покататься на катере, Никита очень любит речные прогулки. А обедать я с тобой не поеду, извини.
Даниял еле дождался вечера, возле дома Даны был в половине пятого, написал ей в вайбере, что уже внизу и приготовился ждать.
Они вышли из подъезда и направились к автомобилю, сердце лихорадочно забилось, но он сделал глубокий вдох, на несколько секунд задержал воздух и вышел из машины. Дана подвела детей, Даниял присел перед ними на корточки, подавляя откуда ни возьмись возникшую в груди тяжесть. Штырь лениво провернулся и затих.
На него смотрели две пары любопытных синих глаз — одна из-под темных волнистых прядей, вторая из-под аккуратной золотистой челки. Дети стояли совсем близко, и Дан молился, чтобы не сорваться и не закричать. От счастья или от боли, ощущения были совершенно одинаковые. А потом увидел глаза Даны и вымученно улыбнулся.
«Не бойся, любимая, я не испугаю наших детей».
— Настя, Никита, познакомьтесь, это дядя Даниял, — Дана приобняла их за плечи, а его дважды ударило штырем на каждом слове. «Дядя». «Даниял».
— Привет, — он бодро протянул сыну руку, и тут Настя обернулась к Данке и спросила:
— Мамочка, а почему дядя Даниял так похож на нашего Никиту? — перевела синие глаза на Дана и спросила его тоже: — Почему ты похож на Никиту, если ты дядя Нины?
Данка закусила губу и посмотрела на него с таким немым отчаянием, что он не выдержал. Качнулся вперед и сказал сиплым, прерывающимся голосом:
— Потому что я ваш папа.
— Правда? — спросил Никита.
— Да, сынок, правда.
Две пары рук обвили его шею, Дан встал на колени и сгреб обоих в охапку, зарываясь в смешавшиеся у него на груди темные волосы сына и золотистые локоны дочки. И молил только об одном, чтобы хватило воздуха, потому что в груди стало совсем тесно.
Он прижимал их к себе так крепко, словно хотел закрыть дыру в груди, через которое взбесившееся сердце так и норовило выскочить наружу. Дети притихли, Данка вытирала мокрые щеки, а он не переставал говорить:
— Я люблю вас, всех троих люблю. Очень. Слышите? Очень.
* * *
Дан сел за руль и на миг прикрыл глаза, вспоминая вчерашний день и позволяя себе ненадолго вернуться в незнакомую, непривычную, но такую теплую атмосферу маленькой семьи. Он был прав, Данка и дети были настоящей семьей, и пусть пока он еще не стал принятым туда в полной мере, но он был счастлив и благодарен Дане хотя бы за возможность постоять на пороге.
Дети сразу его приняли, безоговорочно, а вот сама Дана старалась держаться в стороне. Вчера они долго гуляли, а затем дети захотели посмотреть, где живет папа, и он с разрешения Даны повез всех к себе.
Сын с дочкой бегали по просторным комнатам, заставляя Данияла от них прятаться, и когда он спохватился, Данки нигде не было. Дан нашел ее в спальне, она стояла у двери, прислонившись к стене, и смотрела на огромную кровать, на которой свободно могли поместиться пятеро.
Даниял проследил за ее взглядом и понимающе кивнул.
— Спрашивай, Дана. Я же вижу, что ты хочешь меня спросить.
— Хочу, — не стала она спорить, — вот только не уверена, услышу ли правду.
— Обещаю.
— Я не договорила, Даниял, — она посмотрела ему прямо в глаза, — я не знаю, нужна ли она мне. Правда.
— Тогда спросишь, когда поймешь, — не стал он спорить, хотя прекрасно понял, что она хочет знать. Спал ли он с кем-то на этой кровати или нет. Ответ был «нет», но ответы нужно давать только на вопросы, которые заданы и озвучены. Тем более, что «нет» касалось только его спальни и не отменяло номера в отеле, где у него была постоянная бронь.
— Какая большая кровать! — вбежал Никита, за ним заявилась запыхавшаяся сестренка. — А можно попрыгать?
— Вы уже папе весь дом вверх дном перевернули, — укоризненно сказала Дана.
Даниял готов был разрешить им перевернуть вверх дном всю свою жизнь, а не только квартиру.
— Пусть прыгают, если хотят, Дана, — попросил он, беря ее за локоть, который она тут же незаметно высвободила. И добавил, понизив голос: — Не волнуйся, постель чистая, домработница ее меняет через день.
По тому, как брезгливо она повела плечом, было ясно, что его догадки более чем правильные.
— Папа, а можно мы у тебя будем спать? Все вместе, мы же поместимся? — подбежала Настя, и он подхватил дочку на руки.
— Конечно, поместимся, радость моя. Если мама разрешит, оставайтесь.
— Вам нужно переодеться, завтра в садик, а папе пора ложиться спать, он завтра с утра должен быть в офисе раньше всех.
Ну да, теперь он не генеральный директор, а управляющий, наемный сотрудник. Даниял усмехнулся и осторожно опустил ребенка на пол.
— Только сначала я вас отвезу.
И отвез, несмотря на уверения Даны, что они прекрасно доберутся на такси. Его удручала ее отстраненность, особенно, в сравнении с той пылкостью, с которой они занимались любовью в его кабинете. Оба раза.
Сейчас Дан ехал в больницу к отцу, а вечером он обещал детям посмотреть с ними мультики у себя дома. Те пришли в полный восторг и по дороге в сад спорили, что именно будут смотреть сегодня с Даниялом. При этом Данка снова показалась ему грустной, но на все вопросы отвечала неохотно и достаточно категорично.
Прежде чем идти в палату к отцу, Дан заглянул в ординаторскую — сегодня Ольга должна была дежурить днем. И увидел ее за столом, погруженную в бумаги. Надо же, доктор, а та же песня, что и у него — целая гора чертовых документов…
— Ольга Михайловна, это к тебе, — окликнула ее брюнетистая дамочка и с любопытством стрельнула глазами в Данияла. Он не счел нужным как-то реагировать, а Ольге приветственно кивнул.
Та молча поднялась, вышла в коридор и, прикрыв дверь, наконец-то посмотрела на Дана.
— Если вы по поводу Шамиля Гурамовича, то у него теперь другой лечащий врач, и я…
— Я знаю, — перервал он ее и собрался с духом: — Ольга. Оля. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отплатить тебе за все, что ты сделала для меня и моей семьи. Если бы не ты…
— Ты слышишь себя, Даниял? — округлила она глаза и заговорила громким шепотом, а ему это напомнило, как из-под крышки со свистом вырываются струи пара. Похоже, девушка еле сдерживалась. — Это не твоя семья, это моя сестра! И мои племянники. Для тебя я бы палец о палец не ударила. И вообще, катился бы ты обратно к своей зашоренной семейке и оставил мою сестру в покое!
— Не покачусь, — он для верности качнул головой и улыбнулся. Она сестра его любимой жены, пускай выпускает свой пар, ей тоже несладко пришлось, а ведь она тогда была совсем девчонкой. — Никуда я больше не денусь, Оля, тебе придется к этому привыкнуть. И ко мне привыкнуть, потому что я — муж твоей сестры, мы с тобой семья, а разве может в семье быть ненависть? Нет, не может.
— Я все равно ненавижу тебя, Баграев, — сказала Ольга, но уже не так уверенно.
— Нет, — он опять покачал головой, — ты не умеешь ненавидеть, у тебя для этого слишком большое сердце. Сейчас ты злишься, в нем живет обида за сестру, но когда ты увидишь, как я люблю ее, как люблю наших детей, эта обида уйдет, и тогда ты меня простишь.
Он взял девушку за руку, Ольга попыталась ее выдернуть, но Даниял держал крепко.
— Откуда ты знаешь, какое у меня сердце, — торопливо сказала она, вздернув подбородок, — и зря ты так думаешь. Я не Данка, мне незачем тебя прощать.
— Я не думаю, я знаю, — улыбнулся Дан. — А еще я знаю, какие у тебя золотые руки. Ты спасла жизнь моему отцу, и я очень прошу тебя принять вот это…
