двери и раздавшийся следом счастливый визг Даши.
– Папочка! А мы уже пришли!
Девочка скинула сапожки и, не раздеваясь, влетела в комнату, повиснув у него на шее.
– Мы гуляли! И были в кафе! И в магазине! И я по тебе соскучилась!
Она, наконец, заметила гостя и, не слезая с Павла, помахала ему:
– Привет.
Дмитрий заморгал, выдавливая какое-то подобие улыбки.
– Здравствуй, милая.
– А мы собираемся готовить ужин. Ты останешься кушать с нами?
Мужчина не успел ответить: его опередили Сашины слова:
– Нет, солнышко, он уже уходит. Беги, переодевайся, будешь мне помогать.
Проводив дочку глазами, обратилась к Макееву:
– Дмитрий Сергеевич, как хорошо, что Вы заехали. Мне теперь не придется везти заявление в офис, – она достала из сумки сложенный вчетверо листок. – Надеюсь, Вы не станете настаивать, чтобы я отработала положенные две недели? И выходного пособия мне не надо. А сейчас Вам пора, не люблю, когда в доме посторонние.
Она отвернулась слишком поспешно, проходя мимо него и не реагируя на оклик. Словно не услышала. Мужчина метнулся было следом, но Павел его удержал.
– Дайте ей время. Так будет лучше, для всех, – он помолчал, рассматривая напряженное лицо. – Я поговорю с Сашей.
Проводив гостя, подошел к жене. Даже не потребовалось заглядывать в ее глаза, чтобы увидеть застывшие там слезы. Искусанные в кровь губы снова дрожали.
– Малыш…
Саша мотнула головой.
– Ничего не говори.
– Тебе придется меня выслушать.
Она дернулась, закрывая уши ладонями.
– Нет. Я не хочу.
– Значит, сделаешь это без желания.
Застилавшая глаза влага полилась по щекам.
– Зачем ты его впустил?
– Затем, что даже преступникам дают возможность оправдаться. А он не преступник.
– Он хуже. И мне плевать на его оправдания.
– Именно поэтому ты плачешь… – притянул ее к себе, пытаясь хоть как-то утешить и в то же время понимая, что это не удастся. Ничего не получится, если Саша не найдет в себе силы принять объяснения Макеева. Если не напрямую, то хотя бы в пересказе.
– Садись, – подтолкнул ее к стулу. – Ужин подождет.
– Паш… – она подняла на него глаза. – Я хочу, чтобы ты уехал. К Алине. У нас достаточно денег, чтобы можно было все документы оформить быстро, – попросила, всматриваясь в его ошеломленное лицо: – Милый, пожалуйста! Сделай это. Мы справимся. Правда.
Месяц спустя
На этот раз устроиться на работу не составило труда. Желающих иметь в своем штате хорошего переводчика обнаружилось немало, особенно после того, как Саша отказалась от своих прежних намерений заниматься только бумагами. Ей все еще было непросто, она тяготилась чужим обществом, отчаянно желая оказаться в уединении, но, оставшись без Павла, была вынуждена рассчитывать только на себя. Он оставил почти все накопленные на несколько лет средства, пообещал и дальше поддерживать их с Дашей, но такой вариант Сашу не устраивал. Слишком долго она зависела от этого мужчины, впитывала его силу и пряталась за спиной от невзгод. Павел не сумел уберечь ее от боли, но даже сделанного хватит для благодарности на всю оставшуюся жизнь.
Она и не подозревала, что станет так скучать по мужу. Да, ему и раньше приходилось уезжать, но еще никогда одиночество не было настолько болезненным. Не хватало его улыбки, теплых слов, просто присутствия и ощущения некоего, хоть и весьма эфемерного, покоя. Саша находила для Даши слова утешения, но всякий раз, когда Павел звонил по скайпу, старалась уйти из комнаты, ограничиваясь коротким сообщением о том, что все хорошо. Солгать, видя его лицо, не получилось бы.
Нет, она нисколько не жалела, что настояла на отъезде, но как жить дальше самой, не представляла. Не было ни единого ответа на бесчисленное множество бушующих в голове вопросов.
Днем еще удавалось отвлечься, тем более что дел на новом месте ее ждало немало. На этот раз начальницей оказалась солидных лет дама, уставшая от жизни и считающая себя мудрее всех окружающих. Задания по работе, похвала или укоры выдавались с одним и тем же неизменным выражением лица, глядя на которое Саша чувствовала себя школьницей, не выучившей урок, но получившей отчего-то снисхождение учителя. Компания была небольшой, а предлагаемые переводы – неинтересными, но зарплата, как ни странно, оказалась вполне приличной, а график позволял вовремя забирать Дашу из сада.
Ночи же сделались невыносимыми. Бессонница никуда не делась, и часами вслушиваясь в ровное дыхание дочки, Саша вновь и вновь пыталась разобраться в том, что неподъемной глыбой обрушилось на ее жизнь. После рассказа Павла легче не стало, наоборот, она начала бояться. ЕГО. Не знала даже, как обращаться к нему в собственных мыслях. Филиппом назвать не могла, потому что мужчина, носящий это имя, был совсем иным. Несмотря ни на что, память упорно возвращала самые сладкие мгновенья, выступающие мучительным контрастом с тем, что происходило теперь. Произнести «Дмитрий» не поворачивался язык, и сознание превращалось в неуправляемый вихрь, стоило лишь подумать о нем. Хотя… она думала почти постоянно. Сжигающая ее ярость утихла, обида улеглась, но горькие откровения, переданные мужем, подтвердили безысходность случившегося. Конечно, Павел повторил слова… ЕГО, о том, что Саша ни в чем не виновата, только это заявление осталось пустым звуком. Она вспомнила и вновь пережила каждое мгновенье того дня, истерла, перечитывая, страницы в исписанном блокноте, чтобы понять безусловную истину о том, что по-другому уже ничего не будет. Сама собственными руками уничтожила возможное светлое и безмятежное будущее. Или не безмятежное, но все равно наполненное ЕГО присутствием и любовью. Хватило бы даже тех крох, что остались после Анжелы и других женщин, того, что он намеревался предложить ей. Теперь же…
Все эти годы казалось: можно отдать все на свете ради невероятного чуда. Если бы ОН вернулся, Саша была бы счастлива. Это чудо свершилось, а боль, терзающая ее семь лет, стала еще сильнее. Теперь не была удушающей, но тупой тяжестью переполнила каждую клетку, окутала со всех сторон покрывалом, в котором не было просвета.
Она боялась встретиться с НИМ. Боялась взгляда проницательных глаз, запечатавших ошибки и позор. Было нестерпимо стыдно при одной лишь мысли о том, что мужчина все помнит. Произошедшее тогда, ее глупость и слабость сейчас. И эти воспоминания невозможно стереть ничем на свете.
Без него было плохо, а с ним… с ним не существовало никаких шансов. Будто он и правда умер, только теперь не осталось места на земле, где существовала бы возможность оплакать растерзанную любовь.
В суете дней, за своей спиной, в толпе людей Саше постоянно чудилось его присутствие, но
