раскрываю рот, чтоб высказать все, что я пережила, может, обругать…
Но Хазаров резко перехватывает меня за подбородок и жадно целует, не позволяя вообще ни звука проронить.
Я задыхаюсь от неожиданности и непонятного, но совершенно бешеного восторга, цепляюсь в панике за ворот темной рубашки, расстегнутой у горла…
Хазаров подхватывает меня под ягодицы, да так и вносит обратно в комнату, не прерывая бешеного, безумного просто поцелуя…
Меня разматывает в одно мгновение. Еще секунду назад я была полна решимости в первую очередь выяснить ситуацию, а потом уж… А ничего потом! Ничего! Хватит одного раза, одного моего полного отключения головы!
Но Хазарову, как обычно, плевать на любые желания других. Он действует напролом, ни на мгновение на тормозя.
И (опять! опять!) я ничем не управляю, ничего не могу сделать, оглушенная бешеным напором.
Хазаров молчит, не отвечает ни на один мой суматошный, распаленный вопрос, просто делает то, что хочет.
Роняет на кровать, смотрит пару мгновений, и взгляд его непонятен, то ли изучает, то ли ждет чего-то… Ждет? Подаюсь вперед, пытаюсь сесть, но он тут же толчком отправляет обратно на покрывало, не успеваю возмутиться, как уже скользит ко мне, опирается ладонью о матрас рядом с моей головой, другой рукой молча дергает пояс банного халата, да так ловко, что в следующую минуту оказываюсь совершенно обнаженной.
Его и без того чернущие зрачки еще больше расширяются, взгляд неторопливо и жадно скользит по моему телу, и это ощущается прикосновением. Полноценным, властным, таким, которому невозможно противостоять…
У меня дыхание перехватывает от этого, жалко пытаюсь прикрыть грудь почему-то… Хазаров усмехается углом рта, и я только сейчас замечаю, что у него кровь на виске… Его? Чужая?
— У вас… — Боже, мы с ним в постели, а все на “вы”... — кровь… Ранен?
Он не отвечает, и, как мне кажется, даже не слышит моего вопроса.
Просто наклоняется и опять целует. Да так жадно, так жестко, жестоко даже, что я не могу ответить. И, похоже, ему и не требуется мой ответ! Ему вообще мое позволение не требуется! Он просто берет то, что считает нужным, не спрашивая согласия.
Ощущаю себя добычей, наложницей властного тирана, как в какой-нибудь старой книге из тех, что читала бабушка когда-то… “Анжелика и султан”? Или что-то про гарем?
Каким образом этим мыслям находится место в моей совершенно безумной голове, не понимаю и не хочу понимать…
И то, что потом происходит, тоже отпечатывается статично, словно на восточной чеканке: его напряженное лицо, грубые темные руки на моей коже, жесткий захват за подбородок, нажатие, чтоб раскрыла рот, впустила…
Это мало похоже на нашу первую ночь, где я все же немного управляла ситуацией, позволяла делать с собой все, что ему хочется, но именно что позволяла…
А сейчас происходит нечто запредельно жесткое, грубое. Нет, Хазаров не причинает боли, по крайней мере, намеренно, хотя следы от его пальцев обновляются на шее и добавляются на внутренней поверхности бедер.
Просто приходит понимание, что, реши я сопротивляться в этот раз… Меня не услышат. Не поймут. И, возможно, даже не заметят смешных попыток отстоять себя.
Хазаров ведет себя так, словно долго испытывал дикую жажду, невозможную, невероятную, и теперь добрался до источника с водой. И убьет любого, кто попытается его остановить и не позволить напиться.
Я , хоть и растерянно, но все же отвечаю, не замечая, как льются слезы, как судорожно сжимаются на каменных плечах пальцы, как непроизвольно напрягаюсь, в попытке хоть чуть-чуть отстоять себя… И удивленно вскрикиваю, когда по телу проходит судорога болезненного удовольствия, которая пугает больше, чем радует.
Я могу так? Я способна получить от этого кайф? Я вообще, что ли, с ума сошла? Окончательно?
Хазаров притормаживает, внимательно изучает мое изумленное, растерянное лицо, усмехается, а затем закрывает рот широкой ладонью, окончательно подчиняя, и наваливается сильнее…
И я умираю еще раз. И еще.
Ну что тут скажешь?..
Я, определенно, сошла с ума. Определенно… Планово психиатра не пройду на очередном медосмотре.
После долгого, выматывающего нас обоих финала, Хазаров откидывается на подушку, осматривает мою комнату, потом меня. И спрашивает коротко:
— Здесь вода есть?
— Да, — чуть помедлив, отвечаю я, переворачиваюсь на живот и тянусь к тумбочке, на которой стоят графин и стакан. Сажусь, кутаясь в измятое покрывало, почему-то испытывая неловкость из-за того, что голая, наливаю воду, подаю.
Хазаров благодарит кивком, выпивает, возвращает мне стакан.
Видит лежащие на другой тумбочке сигареты, хмурится. Ну да, помню, он же мне запретил… Но кто сказал, что я послушаюсь? Если Хазаров считает, что если мы пару раз переспали, то я должна ему подчиняться… То его ждет сюрприз…
Хазаров вытаскивает сиграету, подкуривает, выдыхает дым, щурится на меня.
Я нервно прижимаю покрывало к груди, но взгляд не отвожу. Есть ощущение, что сейчас что-то будет еще. И это что-то — вообще не секс…
— Давно знаешь Шишка, Ань?
Вопрос удивляет. Да что там! Не просто удивляет, заставляет замереть в недоумении. Это он про что сейчас?
Хазаров смотрит, лицо его непроницаемо, только пальцы на тонкой сигарете сжимаются чуть сильнее, чем необходимо.
— Давно, значит… — по-своему интерпретирует он мое изумленное молчание, — основная задача какая была? Зачем ты залезла в мой дом? В мою постель? К моему сыну?
С каждым вопросом я все больше теряюсь, о чем он вообще? Какая задача? Залезла? В дом? В постель?? К сыну???
Он с ума сошел, что ли?
Я сжимаю губы, пристально вглядываясь в темное его лицо, ищу признаки… не знаю, чего. Того, что шутит? Смешно. Проверяет? Еще смешнее. Не будет он таким заниматься…
Значит… Значит, реально серьезно спрашивает. И вопрос не предполагает ответа, что я не знаю Шишка. Только сроки. Как и остальные вопросы. Которые не вопросы. Он говорит так, словно уверен в собственной правоте, и, по сути, мои слова ему не нужны…
Значит, буду отвечать конкретно.
Стараюсь незаметно выдохнуть, чтоб чуть-чуть сбавить нахлынувшую ярость от самой ситуации, и говорю коротко:
— Шишка я знаю ровно сутки. Ты сам нас познакомил.
Хазаров не меняется в лице, только чуть-чуть откидывается на спинку кровати. И сигарету ломает в кулаке. Эти небольшие, но такие пугающие признаки того, что он едва сдерживает себя, заставляют непроизвольно подрагивать всем телом. Ничего не могу с собой поделать, это как в клетке со зверем оказаться. Кажется,
