и водитель кивнул.
Выбегаю из машины бомбилы, несусь со всех ног, скользя на обледенелых ступеньках. Сейчас расшибусь, и тоже в больницу попаду.
Меня отправляют на третий этаж, и я снова бегу, надеясь не свалиться с лестницы. Голова кружится… аборт?
Марго сделала аборт? Да быть такого не может!
— Ты! — гневно кричит при виде меня заплаканная Кристина. — Где тебя носило?
— Что с ней?
— Я не знаю, — плачет подруга, вцепившись в меня. — Мне не говорят ничего! Сказали, что ты нужна, что Марго тебя в какой-то бумаге указала, или еще где-то! Я до тебя дозвониться не могла, что с тобой вообще в последнее время? Или, раз мужика нашла, то подруги не нужны уже?
— Тише, — обнимаю я испуганную Кристину. — Прости, я уже здесь.
— Марго мне позвонила, прийти попросила, — Кристина меня словно и не слышит. — Прихожу, а она вся синяя. И кровь… и руки тоже в крови, и по ногам… Отключилась прямо там — в твоей прихожей, и я сидела с ней, скорую ждала! Ее еще вынести долго не могли, и я… я на улице какого-то мужчину схватила, и потащила к тебе, чтобы он помог! А соседи даже не открыли мне, только из окон выглядывали, как Марго в скорую заносили! Звонила тебе, звонила, а ты все не отвечала! А потом я родителям Риты позвонила, и меня послали, представляешь? Сказали, что Марго больше не их проблема, а я тут одна совсем, и никто не хочет мне ничего говорить!
Кристину трясет от паники, от пережитого страха. И от обиды, что пришлось справляться со всем одной. А мне… мне становится легче, к тайному стыду. Сейчас я могу быть сильной! Я должна быть сильной, и взять дело в свои руки, раз больше некому.
Иду к автомату с кофе, беру два стаканчика капучино, и протягиваю один Кристине. Усаживаю ее на жесткую лавку, и обещаю все узнать, и вернуться.
— Жить будет, — отвечает на мои вопросы женщина в белом халате. — В таких ситуациях лучше, чтобы рядом были не только подруги, но и родители. Но пациентка указала вас контактным лицом, и ее карта у нас сохранилась…
— Что? — не понимаю я, и ожидаю привычной мне еще с детства вспышки раздражения от уставшей медсестры, но ее нет. Женщина абсолютно безэмоциональна, как робот.
— Маргарита обращалась к нам по поводу прерывания беременности на шестой неделе. Заполнила нужные данные, указав вас контактным лицом. А потом она пропала… такое бывает, многие передумывают избавляться от плода, — поясняет медсестра. — В самом начале можно прервать беременность амбулаторно, но не на таком сроке, как у вашей подруги. Видимо, она решилась, но сделала это самостоятельно. Есть разные таблетки, которые продают в интернете, и их лучше не пить. Чтобы не оказаться в больнице.
Морщусь от сладости кофе, которая будто желчью отдает. Голова кругом — ну как Марго могла пойти на такой шаг? Самая умная из нас, самая рассудительная… даже я понимаю, про какие таблетки идет речь, и какие последствия бывают! Столько репортажей показывали по телевизору, а Марго…
— Она в коме?
— Без сознания. Была. Как только ее стабилизируют, я могу вас впустить к ней.
— Спасибо, — выдыхаю я, и возвращаюсь к Кристине.
Господи, какая она худая! Ранее оливковая, легко загорающая кожа отливает синевой. Вены просвечивают, и кажется, будто лопнут вот-вот. Лишь глаза от Марго остались! Огромные испуганные глаза на бескровном лице.
Дурочка… что натворила?! Зачем?
Да и я хороша — где была, когда нужна была ей?
— Ох, Марго, — протягиваю я, осторожно прикасаясь к ее холодным пальцам. Дотронуться страшно — кажется, что одно резкое движение, и тонкое запястье переломится.
Кристина проще поступает — ревет. Навзрыд. Тоже ведь страха натерпелась!
— Простите, девочки, не хотела волновать, — тихо говорит Марго.
— Дуреха… и потому дрянь глотала? — хмурюсь я.
— Кто этот козел? — Крис насупилась, вытирает слезы и выглядит донельзя воинственно. — Я ему устрою!
Собрались тут… три амазонки, две из которых — неудачницы полнейшие! Да и Крис недалеко ушла от нас…
— Давид, — Марго посмотрела на меня чуть виновато, будто мне есть до него какое-то дело!
Хотя, теперь есть!
— Он знает?
— Знает. Он… он все приходил ко мне, — Марго устало прикрывает глаза, и рассказывает нам свою невеселую, но такую банальную историю. — Про тебя расспрашивал: что любишь, что ненавидишь, все ждал, что ты Андрея бросишь. А мне одиноко было, только из дома вырвалась, и хотелось… любви хотелось! Чтобы романтика, чтобы на белых простынях, цветы чтобы дарили. Мне Давида так жалко стало: ты ведь на Андрее помешалась, и я сказала Давиду, что ничего ему не светит, а он продолжил приходить, и… случилось!
Еще одна, значит, жалостливая!
Нужно было поделиться с Марго и Крис, нужно было рассказать, как ведет себя Давид. Но я ведь не думала, что он и Марго…
— Можно мне воды, — просит Марго, и Кристина поит подругу, придерживая голову. — Спасибо! Недолго это продлилось, да и не обещал мне Давид ничего! Слов любви не говорил, просто… ну, вы понимаете! А потом перестал приходить, да я и не навязывалась. Поняла все. А потом узнала, что беременна, и… ну какой мне ребенок? Одной растить, без отца, да я еще и почти бездомная! Подработка моя денег почти не приносит, Давид бросил, и… вот. Я пришла к нему, и сказала, что ребенка жду, не говорила сначала про аборт. Думала… глупости всякие думала, а он сказал: «Иди, избавляйся, Алиевы только в браке рождаются!». И денег дал.
Козел!
Ну какой-же он козел! Убила бы, вот его бы с радостью убила — сама причем, без помощников!
— Но ты ведь не сделала тогда аборт, — бормочу я, а Кристина снова начинает реветь, и сквозь зубы проклинать красавчика-Давида. — Ты любишь его?
— Не знаю… думала, что люблю! Да и неважно это… Врач и медсестра уговаривать начали не делать аборт, и я домой пошла. Думала, вернусь скоро, не было энергии спорить, а по пути маму встретила, — болезненно морщится Марго, и рука ее, что в моей спрятана, подрагивает. — Как обычно: синяки замазаны, взгляд затравленный, а во мне вдруг такая ненависть взыграла, и я ей сказала, что дура она! Дура, потому что сама терпит, и меня терпеть заставляла. Мне вдруг показалось, что в том, что я такой выросла лишь мать и виновата. Не отец! А мама… мама сказала, что уехать хочет, но денег нет, отец ведь все расходы контролирует, и я отдала
