— Пара-тройка дней нам потребуется, чтобы связаться с представителями канадского посольства, Интерпола. Пока будут идти переговоры о передаче Трише, должен же он где-то находиться. Отчего не там? — заключил свою мысль Виктор.
* * *
Уединение Миллы и Игоря нарушил телефонный звонок. Затем они стали раздаваться один за другим. В промежутках между ними Игорь уверял Миллу, что разведется с Ликой, как только она родит.
Милла кивала и отводила от него взгляд, но все-таки не выдержала и сказала:
— Ох уж это «как только»! Одна беда, никак оно не наступает. Сначала — как только родит, потом — как только дети чуть подрастут; в школу пойдут… окончат… поступят… женятся… внуки родятся… Пойми, ты никогда не развяжешься с своей женой. Лика — это навсегда.
— Я никогда не прощу ей, что она решила разлучить нас с тобой! — вспылил Игорь.
Милла, понимая бесперспективность этого разговора, промолчала.
— Ладно-ладно, — похлопала она его по груди и пошла на кухню варить кофе.
Оставшись один, Игорь сел на диван и обхватил голову руками. Заурчал мобильный. Он нехотя поднес его к уху.
— Привет, — раздался голос Виктора.
— Привет, таинственный друг, — с поддевкой произнес Игорь. — Объяснил бы хоть что-нибудь.
— Спрашивай.
— Куда девать мне брюки этого «дипломата»? — выпалил с ожесточением Стромилин. Помолчал и вяло добавил: — Хотя я так и не обзавелся своими.
— Что ж так?
— Не был еще дома.
— Ты у Лимановой, — произнес Виктор без тени вопроса.
— Все тебе известно!
— Дай-ка ей трубку. И езжай домой. Там твоя супруга с ума сходит. Довела мать до белого каления. А я тебя предупреждал: не связывайся, не приручай женщину…
— А я ее не приручал, она сама…
— Верно, сама тебя приручила.
— Да пошел ты!.. Милла! — заорал Игорь. — Иди сюда! Тебя наш таинственный друг требует.
Милла вышла из кухни, взяла трубку, и в лице ее выразилось восхищение.
— Вы!.. Как я вам благодарна!
Виктор что-то проурчал в ответ.
— Да, конечно. Прямо сейчас? А!.. Вы уже внизу. Хорошо.
Милла открыла шкаф, схватила одежду и скрылась в ванной. Минут через десять она вышла полностью одетая.
— Виктор просил спуститься. У него срочное дело ко мне.
Игорь посмотрел на нее долгим взглядом.
— Ну почему ты мне не веришь?
— Потому, что ты сам не веришь себе. Пока! — приподнявшись на цыпочки, поцеловала она его в щеку, словно прощаясь со старым другом.
* * *
Виктор поджидал Лиманову у машины. Завидев ее, он открыл дверцу и подал ей руку.
— Здравствуйте, — задержала она свою руку в его.
— Здравствуйте…
— Вот, оказывается, кому я обязана своей жизнью и свободой, — глядя на него с жадным любопытством, начала она и смолкла. Виктор собрался что-то сказать, но она опередила его: — Если бы вы знали, что я пережила! Какой это ужас! Еще там, на корабле!.. — говорила она с горящими глазами. — Это не человек… Он… — голос ее пресекся, и к глазам подкатили слезы.
— Я знаю, — пожал Виктор ее руку.
Она вспыхнула с приоткрытыми от изумления губами.
— Ах, да! — кивнула. — Вы же все знаете.
Виктор опять хотел что-то сказать, но не успел вставить слово в образовавшуюся паузу.
— Вы поймали этого монстра?!
— Поймали, — почувствовав сухость во рту, проговорил Виктор и на долю секунды перестал себя контролировать. Тепло, энергия, исходившие от этой женщины сделали его беззащитным.
— Впрочем, — Милла вздохнула и подняла глаза вверх, чтобы не показывать своего разочарования, — один раз его уже сажали в тюрьму. Но он сбежал. Боюсь, и на этот раз он вывернется. Но ведь что-то можно сделать? О! — ее глаза сузились, и в них загорелась ненависть. — Я бы его на части разорвала, я бы… не знаю, что с ним сделала, — говорила она, потрясая кулаками. — Неужели ему опять удастся уйти? Ну да, начнется волокита… Ведь он иностранец. Наймет адвокатов, и те изо всех сил будут стараться, чтобы этот подонок избежал наказания. Но я! Я обязательно напишу заявление в милицию! — запальчиво воскликнула она и почти тут же потухшим голосом заметила: — Впрочем, один раз я уже писала в полицию…
— Прошу вас, — Виктору наконец удалось предложить ей сесть в машину.
— Ах, да! Простите, я вас заговорила. Но вы не представляете, какое это жуткое, разъедающее тебя, словно кислота, чувство — видеть торжество подлеца.
— Представляю, — обернувшись к ней с первого сиденья, сказал Виктор. — Сколько раз так бывало: гоняешься за каким-нибудь отморозком, теряешь друзей, бойцов, наконец арестуешь его. А несколько месяцев спустя он бросает на тебя презрительный взгляд, выходя оправданным из зала суда. Я не однажды переживал это. И отлично знаю, как терзает невозможность наказать зло. Поэтому на этот раз я решил подстраховаться. Пусть себе нанимает адвокатов, связывается со своим посольством… — усмехнулся Виктор.
— Что же вы с ним сделали?
— Ничего.
Милла отвела глаза, чтобы скрыть разочарование.
— Его на два дня, в виду возникшей неразберихи, посадили в СИЗО, в общую камеру, как педофила… Ну нет у нас отдельных камер. Что поделаешь!
Милла только выдохнула:
— А!..
— Сейчас его должны перевести в КПЗ. Я подумал, что вы были бы не прочь взглянуть на него.
Милла не нашлась, что ответить.
Она не узнала Ксавье, всегда заносчиво насмешливого, с гордой осанкой человека, который привык поступать только так, как хочет он сам.
Виктор тронул ее за локоть, привлекая внимание к согбенной фигуре мужчины в грязно-серого цвета рубашке, который, еле передвигая ноги, шел между конвойными.
Милла метнула на Виктора удивленный взгляд: «Это он?!» Виктор утвердительно опустил веки.
Дежурный загремел ключами, отпирая решетчатую дверь. Ксавье вышел и вдруг остановился, как вкопанный. Он увидел Миллу. Кровь бросилась в голову, он глухо застонал от осознания своей полной беспомощности и чудовищного позора. «Отомстила!» — пронеслось в голове.
Она смотрела на него с жадностью человека, стремящегося насладиться унижением другого.
Ксавье пронзила резкая боль и словно пригвоздила к полу. Конвой понукал его идти, но он не мог двинуться с места. Все, что с ним произошло, с новой силой вспыхнуло в памяти. Эти разъяренные морды, эти железные руки, как тиски, охватившие его холеное тело… Эта дикая боль!.. Умопомрачающее бешенство от бессилия… Закушенные до крови губы… И нескончаемый издевательский смех… и он, лежащий на полу… И вновь адские муки… Он потерял счет часам, дням, он потерял себя…
