Потому что, возможно, ответы, которые он найдет там, не помогут решить их с Линн проблемы.
Несколько минут они молча пололи грядки.
— Ты испытываешь к нему какие-нибудь чувства? — спросила Линн.
Клифф вздрогнул. Зачем ей понадобилось спрашивать об этом именно сейчас?
— Как я могу испытывать какие-то чувства к человеку, которого в глаза не видел?
Линн метнула на него изумленный взгляд.
— Клифф, я имею в виду Майкла. Ты решил, что я говорю о Салазаре?
Клифф вздохнул с облегчением.
— Майкл? Ну как тебе сказать... он такой... смышленый. И у него прелестные ушки. А глаза... они такие большие, что у него все время удивленный взгляд. Когда я вижу его, мне все время хочется улыбаться. Так что да, пожалуй я питаю к нему нежные чувства. Мне нравится, что он уже не плачет, когда видит меня. Я бы хотел, чтобы он привык ко мне, ведь он твой сын, а тебя я люблю. Уверен, что смогу полюбить Майкла так же, как полюбил Аманду. С ней все произошло как-то само собой. Наверное потому, что она так похожа на тебя и она... она сама приняла меня. Нас с самого начала тянуло друг к другу.
— Это случилось давным-давно. Помнишь, когда она только делала первые шаги, то пошла к тебе? Уже тогда я поняла, что из тебя выйдет отец, о котором женщина может только мечтать.
— Но не вышло, верно? Мне жаль, что с Майклом у меня как-то не заладилось. Понимаю, это причиняет тебе боль, но не забывай, что прошло слишком мало времени с тех пор, как я увидел его.
Линн вздохнула.
— Разумеется, ты прав. Просто я надеялась. То есть тогда, в парке, ты так смотрел на него, словно впервые видел. И мне показалось, что в твоих глазах мелькнуло... нечто такое... не знаю... как будто узнавание. Ты словно признал в нем своего сына...
— Линн, — перебил ее Клифф, — прошу тебя, не торопи события, ладно? Нам обоим — и мне, и Майклу — нужно время. Ведь мы же об этом уже договорились, верно?
Линн кивнула, встала и сняла с рук садовые перчатки. Ветер сорвал у нее с головы шляпу и швырнул ее на грядку Клиффа.
— Верно, но... — Линн осеклась. Опасливо, чтобы ненароком не коснуться Клиффа, она приблизилась и наклонилась, чтобы поднять шляпу, но он опередил ее.
Отбросив прядь волос с ее лба, он бережно водрузил шляпу ей на голову. Затем провел ладонью по щеке. Линн на мгновение точно оцепенела. Затем, издав сдавленный стон, отшатнулась.
— Что но, Линн?
— Но... не знаю... ты дотрагиваешься до меня... и...
Взяв руки Линн в свои, он не пытался привлечь ее к себе, но вместе с тем держал достаточно близко, чтобы ощущать исходившее от нее тепло.
— И что же? — прошептал он едва слышно. Линн хотела оттолкнуть его, но не смогла. — Я дотрагиваюсь до тебя и что?
— Я... я, пожалуй, пойду в дом, здесь слишком жарко.
— Нет! — Клиффу надоело выражаться обиняками, надоело притворяться, что ничего не происходит, надоело чувствовать себя гостем. — Я желаю знать, что ты хотела сказать, Линн. Ты забыла, ведь мы договорились, что постараемся получше узнать друг друга? Дело не только в Майкле. Так что выкладывай, что у тебя на душе. Ему показалось, что лицо ее под широкими полями сомбреро побледнело.
— Тебе и так известно, что у меня на душе, — прошептала она едва слышно. — Мне не нужно говорить об этом.
— Что, если мне нужно услышать это из твоих уст?
Хотя Линн изо всех сил старалась сохранить твердость, ее выдавало неровное прерывистое дыхание и чуть затуманенный взор. Не нужно было слов, чтобы понять, что творится у нее в душе. Несмотря на то что стояла жара, она вдруг зябко поежилась и слабым голосом пролепетала:
— Я так больше не могу.
— Милая, я тоже.
Клифф положил ладонь ей на шею, большим пальцем поглаживая теплую кожу, чувствуя, как на шее пульсирует тоненькая жилка и как в нем самом начинает медленно раскручиваться тугая пружина самообладания. Дыхание Линн участилось, Клиффа захлестнула волна желания, и он понял, что остановить его теперь не в состоянии даже ядерная катастрофа.
Разве что Линн скажет, что больше не любит его.
— Линн, будущее принадлежит нам, — прошептал он. — Нам двоим. Мы должны принять его с благодарностью.
Линн положила ладонь ему на грудь, издав нечленораздельный звук, что-то вроде слабого стона.
Клифф ощутил, как под тонким кружевом бюстгальтера набухают ее соски. Он провел рукой выше, и из груди Линн снова вырвался тихий вздох. Клифф нежно массировал пальцами один из сосков. Глаза ее потемнели от страсти, стали глубокого синего цвета, почти индиго. Губы призывно раскрылись и увлажнились...
Эти ласки в саду при свете дня, когда из-за дальней изгороди доносились голоса соседей, казались исполненными особенной эротики. Клифф видел, что на сей раз Линн хочет того же, чего хочет он.
Он опустил руку и, нащупав пуговицу на поясе ее обрезанных джинсов, расстегнул ее. Ладонь его скользнула ниже, нащупала резинку трусиков и мягкий холмик волос под ними.
Линн пошатнулась и, словно задыхаясь и моля о пощаде, припала к нему. Глаза у нее были закрыты. Она облизала языком губы, и Клифф приник к ним поцелуем. Языком нащупал ее мягкий и податливый язык, упиваясь влагой разделенного желания.
— Линн... — выдохнул он, увидев, что они медленно опускаются на посыпанную опилками землю между овощными грядками. Широкополая соломенная шляпа оказалась раздавленной его плечом. Он чувствовал, как солома щекочет ему кожу, и не мог понять, как получилось, что он остался без рубашки. — Поднимайся, милая. Пойдем в дом. Не можем же мы заниматься любовью на голой земле.
Клифф помог ей встать на ноги. Они уже направились к дому, но желание целовать, сжимать друг друга в объятиях было сильнее здравого смысла. Клифф дрожал всем телом.
Он чувствовал, что сейчас просто взорвется. Это должно произойти сейчас же, немедленно...
Внезапно ослабевшими, точно ватными, руками он оторвал ее от земли и понес, но не к дому, а в глубину сада. И за высокими зарослями фасоли, между грядками брокколи и цветной капусты, он опустил ее в траву.
Там, под синим-синим небом, под неумолчное пение птиц, овеваемые легким ветерком, они занимались любовью с нежностью и страстью людей, движимых одним неумолимым желанием слиться воедино, раствориться друг в друге душой и телом.
Сердца их стучали в унисон, плоть требовала все новых и новых ласк, в их сдавленных криках были мука, и страдание, и боль, и желание подарить друг другу наслаждение, которое казалось невозможным, недостижимым. А потом Клифф целовал лицо Линн, слизывая с него прозрачные слезы, и спрашивал горячечным шепотом:
— Я сделал тебе больно, милая?
— Нет, — отвечала она, хотя предчувствовала, что на следующий день у нее будет ныть каждый мускул.
