Тусон
Когда они подъехали, дом стоял погруженный в темноту. Иден все еще плакала, но уже слабо, чуть слышно. Она успокаивалась. Джоул понимал, что этот поток слез разрушил в ней некий ранее непреодолимый барьер: возможно, теперь она выбросит из головы свою навязчивую идею, что жизнь без героина для нее невозможна. Только бы ему удалось внушить ей, что она больше не зависит от наркотиков.
Он остановил машину и в нерешительности задумался. Что же ему теперь с ней делать? Сама мысль о том, чтобы после всего случившегося снова запереть ее в подвале, вызывала у него отвращение. Он не смог бы сделать этого.
Щемящее чувство удовольствия, которое он испытывал в ее обществе, словно веревка обвило его сердце. Ему хотелось быть рядом с ней.
С другой стороны, забыть сейчас про осторожность было бы просто безумием.
Но Джоул чувствовал, что он и в самом деле стал безумным. Нет, не буйно помешанным, а лишь ощутившим себя как бы отдельно от своих злых, жестоких мыслей. Свободным, раскрепощенным. И это благодаря ей. Ну и что страшного, если она увидит его дом? Дом как дом.
Правда, она увидит еще и скульптуры…
Мерседес обещала не заявлять в полицию. Но она может сделать это потом. Захочет вернуть назад свои деньги. Захочет отомстить. И обратится к легавым. А те станут задавать Иден вопросы. Скрупулезно изучат все, что удастся вытянуть из ее памяти. И, конечно, она вспомнит про скульптуры. А по ним уже не трудно будет вычислить и их создателя. В конце концов, не так много скульпторов живет на юго-западе Соединенных Штатов.
Да и кроме скульптур в доме полным-полно вещей, которые могут представлять опасность. Телефон. Газеты. Его документы. Его книги. Ему придется ни на секунду не спускать с нее глаз…
– Ты опять собираешься затолкать меня в подвал? – услышал он тихий голос Иден.
Джоул решительно отогнал сверлившие его мозг мысли.
– Нет, – твердо сказал он. – Пойдем.
Он впустил ее в дом и включил свет. Стоя в центре комнаты, Иден молча огляделась вокруг. Она протянула руку и дотронулась до одной из поддерживавших потолок балок.
– Этот дом ты построил своими руками, – произнесла она.
– Почему ты так думаешь?
– Здесь во всем чувствуется твое присутствие. – Она указала пальцем на вделанный в стену над камином барельеф. – Это твоя работа? Ты художник? И все эти скульптуры тоже сделал ты?
– Нет, я их купил. Коллекционирую.
– Врешь. Это твои творения. Только ты мог сделать все эти вещи. – Иден взяла в руки вырезанную из мрамора женскую головку и заглянула в красивое, спокойное лицо незнакомки. – Это портрет? Кто она?
– Одна женщина, которую я когда-то знал.
– Она была твоей любовницей? Ты ее любил? Джоул изо всех сил старался сохранить над собой контроль. Знакомые вещи вдруг беспорядочно смешались перед глазами, голова пошла кругом. Казалось, мир перевернулся вверх дном.
– Прекрати задавать вопросы. Пожалуйста.
– Ты замечательный художник. – Иден положила на место мраморную голову и взяла глиняную статуэтку. – Если бы у меня была хоть малая доля твоего таланта… – Она пробежала глазами по сверкающей полировкой мебели, по индейским коврикам и кувшинам, по старинному испанскому сундуку, что стоял рядом с камином. – Это самый красивый дом, который я когда-либо видела.
Он невольно усмехнулся.
– Я серьезно, – искренне проговорила Иден.
– То же самое я подумал, когда увидел твой дом в Санта-Барбаре.
Она изумленно уставилась на него.
– Ты там был?! Когда?
Лицо Джоула приняло отрешенное выражение; оставив ее вопрос без ответа, он отвернулся. Но неожиданно Иден осенило.
– Ты тот самый грабитель! – воскликнула она. – Это ты залез в мой дом, верно? Несколько лет назад, когда я была в Мон-Плезан. Это был ты! Ты разбил всех моих стеклянных коней. И кукольный домик.
Ничего не говоря, Джоул принес два полотенца и одно протянул ей.
– Скажи мне правду, – умоляла его Иден. – Ведь это был ты, да?
– Да, – с трудом произнес он. – Это был я.
– Но почему? Почему ты разбил все эти милые моему сердцу вещи?
– Я был зол.
– А потом, – задумчиво продолжила Иден, – ты, очевидно, отправился в Мон-Плезан, чтобы увидеть меня. Да, теперь я вспомнила. Вот, значит, откуда у тебя мои фотографии! А я-то ломала себе голову, где ты их раздобыл. Ты взял их в моей спальне!
– Вытри голову. У тебя мокрые волосы.
Она еще некоторое время в упор смотрела на него широко раскрытыми, полными удивления глазами, затем набросила на голову полотенце и принялась интенсивно вытирать намокшие волосы.
Джоул прошел в кухню и поставил на огонь кофейник. Он почувствовал приступ тошноты и, закрыв глаза, прислонился лбом к кухонному шкафу; перед глазами поплыли светящиеся точки. Что же ему делать? И запереть ее нет сил, и отпустить нельзя. Она буквально разрушала все его оборонительные сооружения. Он был перед ней, словно голый. Стоило ей лишь задать вопрос, и он тут же ответил. Ответил, сам не зная почему. Да она же вытянет из него всю правду. Она все узнает.
Джоул вздрогнул, почувствовав, как ему на спину легла рука Иден, босиком неслышно подошедшей сзади.
– Ты чего? – озабоченно спросила она.
Он обернулся. Ее взъерошенные волосы темным облаком обрамляли милое личико, глаза обеспокоены.
– Что с тобой, Джоул?
– Не спрашивай меня больше ни о чем, – прошептал он.
– Но я должна знать, – упрямо проговорила она. – Почему ты это сделал? Что ты там искал?
– Годы, которые пожирали саранча, жуки и гусеница, – выпалил Джоул. – Годы.
– Годы? Какие годы?
Он отшатнулся от нее, от ее зеленых глаз, бросился в комнату и сорвал с себя рубашку. Иден последовала за ним.
– Джоул, какие годы?
– О Господи! – зарычал он, поворачиваясь к ней лицом. – Прошу тебя, Иден, заткнись!
Она испуганно съежилась, но осталась стоять на месте. Затем протянула руку и положила ладошку на синевший у него под ребрами шрам. Тело Джоула было теплым.
– Ты получил это во Вьетнаме?
– Да, – выдохнул он.
– Бедный солдатик, – сочувственно проговорила Иден. – Знаешь, кто мы с тобой? Кукла и Стойкий Оловянный Солдатик. Из той сказки. Помнишь?
– Мне никогда не читали сказок, – холодно сказал Джоул. – Тебе надо вымыться. И переодеться в сухое. Ты промокла насквозь.
– И ты тоже. – Она улыбнулась. – Пойдем вместе помоемся.
– Нет.
– Ну пойдем! Обещаю не приставать к тебе. Мы будем, как брат с сестрой.
Схватив ее за руку с такой силой, что она задохнулась от боли, Джоул втолкнул ее в ванную.
– Мойся. Я принесу сухую одежду.
Когда он вернулся, Иден, уже раздетая, сидела в ванне и задумчиво намыливала ноги.
