— Она была уникальной женщиной. Пожалуй, слишком смелой и прямолинейной для своего времени. Эти качества передались и Юджинии…
Александр попытался осмыслить услышанное, но в голове ничего не слушалось и не складывалось.
— Естественно, что Юджинии знать подобное не следует. И я надеюсь…
— Да, конечно… — ответил Александр.
— Я верю в тебя, — сказала Клуиз и положила свою руку на его. — Мне пора идти, Деминг скоро должен вернуться, он уехал на экстренное заседание в компанию.
— Спокойной ночи.
— Are you going to give me «good night» kiss?[27] Александр машинально наклонился поцеловать ее в висок. Но она повернулась и успела подставить губы. Поцелуй получился в губы.
Утром Юджиния со всей силой молодого тела с лихвой восполнила вечерний пробел. И когда волны содрогали ее тело, Александр подсознательно отблагодарил ее маму. За то, что она оставила Юджинию в отеле…
Вечером они улетали в Бостон, потом на Кейп-Код есть крабов. Детей надо баловать. Юджиния редко когда упрямилась или капризничала. Но если вдруг такое происходило, угроза «не поедем в Бостон есть крабов» была такой страшной, что действовала моментально.
После папы и Александра она любила крабы — на третьем месте!
Они прилетели назад через три дня, и их встречал лимузин мистера Нилла при посадке.
Откинувшись на заднем кожаном сиденье, Александр включил ТВ и слушал новости. Как делал всегда после нескольких дней отсутствия. Неожиданно он напрягся, увидев знакомое лицо. Юджиния знала это лицо тоже. «Нет», — вскрикнул Александр.
Его близкий друг, известный балетный танцор, разбился в самолете…
Он убежал с гастролей со своим театром в Монреале, выскользнув за кулисы после представления. Он бежал так быстро к полицейскому участку просить политического убежища, что обгонял машины. Все последующие годы он танцевал в Нью-Йорке с АБТ, став американской звездой. С мировой славой. Секс-символом мужчины, актером, балетмейстером, постановщиком — знаменитостью. Он сделался невероятно богатым человеком. Три года подряд по опросу ведущих журналов он признавался самой популярной звездой Америки, встречей с которой гордились все — от президента до ведущих актрис Голливуда. Его тоже звали Саша.
Они дружили еще с Москвы. Сколько было выпито, сколько прогуляно… Александр дарил ему стройных студенток-поклонниц, друг — худеньких, невесомых балерин. «Сексуальная акробатика, балет в постели», — как шутил он. И никогда больше не пошутит… Как все промчалось. Он добился всего, о чем мог мечтать любой смертный в Америке. Он стал настолько известным, что только специальная адвокатская фирма занималась его автографами и имела на них права, платя ему за это миллионы…
Потому что он жил в Нью-Йорке и очень часто находился на гастролях, а Александр в Детройте, они почти не виделись. Но периодически обменивались звонками и письмами к каким-то личным праздникам.
Юджиния помнила, какую громадную корзину цветов он прислал из Парижа на их свадьбу — и свою большую фотографию, на которой он был схвачен в высоком прыжке.
Александр смотрел на экран на даты с таким коротким промежутком и — не верил. Он не мог, не хотел, не желал поверить, что больше нет и никогда не будет его жизнерадостного друга. Юджиния посмотрела на мужа: по его щекам катились слезы,
В этот вечер он пил так, что дом не представлял, что так пить возможно.
Он взял три бутылки водки из бара, поставил перед собой стакан и начал. Он наливал стакан за стаканом. Единственное, что он взял с вежливо поставленной тарелки, — кусок черного хлеба.
Через час он был мертвецки пьян. Что называется по-русски — вдребадан.
Он был настолько пьян, что сил Юджинии дотащить его уже не хватило, потребовалась помощь мистера Нилла.
На следующее утро он улетал на похороны друга.
Звонок Кении вторгся в его жизнь, как нож в ребра.
— Мы должны срочно встретиться и поговорить.
— Что случилось?!
— Не по телефону. Когда тебе удобно?
Было девять утра, Юджиния еще не проснулась, они поздно уснули вчера, занимаясь…
Трубка заскрипела в стиснутой ладони. Почему он сказал — двенадцать дня, Александр никогда так и не мог потом понять. Видимо, час пробил…
— Через три часа, не поздно?
— Нормально, в моем кабинете. Пока — я прошу, чтобы никто не знал о нашей встрече.
Александр замер.
— Что-нибудь серьезное?..
— До встречи, до свидания.
Он опустил медленно трубку. И посмотрел на спящую красавицу. С ней не может ничего случиться, — отбросил он дурные мысли. Она будет всегда.
Александр поцелуем разбудил юную Аврору. Она ответила ему объятиями. И они занялись самым естественным, чем занимаются в их возрасте, — любовью. Заниматься любовью по утрам — всегда приятно. Он едва не задушил ее в объятиях. Такая она была сладкая…
— Юджиния, я должен уехать на два часа.
— У меня урок русского языка с Мишей.
— Прекрасно, значит, тебе будет чем заняться.
— Я все равно буду скучать по тебе.
Он растерянно посмотрел на нее, но справился и — улыбнулся.
Первый раз за десятилетие он вел машину медленно, и чем ближе подъезжал, тем медленнее вел.
Секретарша Кении вежливо улыбнулась ему и сняла трубку.
Александру пришлось подождать минут десять, и то, что он передумал в эти минуты, он не хотел бы больше вспоминать в жизни.
— Вы можете войти, — сказала секретарша. Кении, в белом халате, с уставшими глазами, поднялся ему навстречу.
— Здравствуй, Александр. Александр был уже взведен.
— Хелло, Кении.
— Ты напряжен.
— А я не должен быть?
— Как Юджиния?
— Изучает русский язык.
От неожиданности Кении улыбнулся:
— Она будет знать «чай» и «Чехов» и обгонит в познаниях меня.
— Что случилось, Кении?
Теперь настала очередь симпатичного доктора глубоко вздохнуть.
— В крови Юджинии обнаружено большое количество белых кровяных телец.
— Что это значит?
— Это значит… это значит… что у нее… лейкемия.
— То есть?.. — замер Александр.
— Рак крови.
Александр задохнулся. Он сидел в полном шоке. Слово «рак» в его бывшем государстве означало «смерть».
Он стал перехватывать воздух, как рыба, выброшенная на лед. Его бросило в жар и холод, дрожь и озноб — одновременно.
— Не надо волноваться так, — Кении уже стоял около него, — мы еще должны сделать много анализов.
Он ослабил Александру воротник рубашки. Руки последнего абсолютно не слушались, не повиновались и, как в судороге, тряслись.