— Как поступают с такими лошадьми?
— Стараются их не привязывать!
Они посмеялись, и он сказал:
— Информация получена, мадмуазель. Но я и не хочу быть помехой. Я прекрасно знаю, что у тебя никогда не будет много времени. Может быть, это часть того, что мне нравится в тебе?
Он поцеловал ее в кончик носа, посмотрел, как она встает, и отправился за ней в ванную.
— Увы, нам нечасто будут выпадать такие часы! — сказала она, становясь под душ.
— Как и возможность поваляться в постели и бесцельно побродить в выходные. Я понял принцип.
Он встал рядом, намылил ей спину, помог вымыть волосы. Одевшись, они спустились в кухню, где Констан готовил по новому рецепту рыбную запеканку, не весьма привлекательную на вид. Но Констан был не один, компанию ему составил сидевший на одном из табуретов Антонен.
С первого же взгляда, стоило Аксель и идущему за ней Ксавье переступить порог, Антонен все понял. Он заметил и влажные волосы молодой женщины, и ее счастливый вид, и руку в руке Ксавье. Хотя он и отказался от своих иллюзий, но не мог не испытать острого приступа ревности и не ощутить горечи. Что же она могла найти в этом тощем, долговязом типе?
— Я пришел отдать больничный лист, — с трудом выдавил он.
— Ты в состоянии приступить к работе? Гениально!
Ей не нужно было заставлять себя быть приветливой, она просто лучилась от счастья.
— А не отпраздновать ли это бокалом шампанского? Кстати, как у тебя с весом? За период выздоровления ты не…
— Потолстел? Нет. Сеансы массажа были довольно интенсивными, но на булочках я не отыгрывался.
Он отвечал механически, стараясь не показать, как ему досадно. Констан откупорил бутылку и налил всем вина.
— Сейчас у нас на десять лошадей меньше, — напомнила Аксель.
— Этого достаточно, чтобы прекрасно выступить в осеннем сезоне, — пробурчал Констан.
— Как жаль, что ваш отец подал плохой пример, уйдя от нас! — бросил Антонен Ксавье.
Он не смог скрыть своих мыслей, от них повеяло холодом.
— Мой отец непостоянен, и я не одобряю его действий.
— Я буду скучать по Жазону. Он должен был выиграть в предстоящих скачках, но уже не со мной… К счастью, у нас есть такие кони, как Макассар и Крабтри!
— В этом году на Макассаре будет Ромен, — вмешалась Аксель.
В ее решении не было ничего неожиданного. Ромен блестяще выступил в гран-при, и отнять у него коня было бы несправедливо. Однако Антонен стремился к ссоре и продолжил:
— На этом неприятные сюрпризы заканчиваются?
— Не совсем. Могут уйти и другие владельцы. Например, не особенно расположен остаться хозяин Памелы. Смерть Бена взволновала всех, и они будут следить за каждым моим шагом, рассматривать, как под микроскопом, все скачки. Мне предстоит сдать или, вернее, пересдать экзамены с тем, чем конюшня располагает на сегодня. Если ты, Антонен, боишься, что у нас не будет чемпионов, можешь в свободное время выступать у других тренеров.
Голос ее звучал ясно, спокойно. Простой призыв к порядку, но без уступки — так мог поступить Бенедикт. Антонен насупился, вот-вот могла произойти стычка. С профессиональной точки зрения Аксель найдет выход, она обладает необходимыми для этого волей и талантом. Лучше было не провоцировать ее, тем более по такой скверной причине, как ревность.
— Кажется, мы сейчас попируем! — радостно воскликнул Констан.
Он только что закончил готовить свое блюдо и взирал на него с удовлетворением.
— Сорок минут в печи — и за стол! Времени как раз хватит на то, чтобы осмотреть двор…
— Останешься поужинать? — предложила Аксель Антонену.
— Не хотел бы вас обременять… — ответил он, поворачиваясь к Ксавье.
Они обменялись пристальными взглядами, оценивая друг друга. Антонен не мог считать себя соперником, но и с поражением не мирился.
— Останься, — вежливо повторила Аксель.
Говоря эти слова, она непроизвольно взяла Ксавье за руку. Таким образом она сообщила Антонену, что нет никакого смысла объявлять войну: она выбрала этого мужчину и не собирается ничего скрывать.
* * *
Джервис отодвинул круглый столик на ножке подальше от стены, по бокам поставил два стула и отступил назад, чтобы посмотреть, как это выглядит. Нет, не совсем то. Как эта проклятая мебель стояла до того, как ее буквально всю переставили, чтобы освободить проход для инвалидной коляски Бена, Джервис забыл, ведь после несчастного случая с братом прошло более десяти лет.
Пожав плечами, он решил, что лучше выйти на воздух, чем играть в декоратора. Он не обращал никакого внимания на то, где стоят столы и кресла, он потерял вкус ко всему. Сбежав из Саффолка, он вообразил, что найдет покой в своем лондонском доме, но там он скучал.
Сад казался ему длинным, узким, каким-то искусственным со всеми этими розами, что не прекращали цвести, несмотря на то что осень наступила не вчера. Бенедикт уже никогда не вернется сюда, Кэтлин не проденет ему в петлицу цветок. Конец беседам возле очага зимними вечерами, выездам вдвоем в Сент-Джеймс или в Мэйфэа, чтобы разведать новый ресторан, конец согласию, которое возникло в детстве и никогда не нарушалось, несмотря на превратности жизни.
Джервис устроился в шезлонге из тикового дерева, скрестил руки на животе и закрыл глаза. Где теперь Бен? На небе? Им случалось говорить о религии в последнее время, размышления были связаны с возрастом и страхом вечной разлуки. «Нет-нет, мы увидимся! Тот, кто уйдет первым, дождется второго». Заканчивалось все тем, что Бен смеялся и хлопал брата по колену, если, конечно, дотягивался до него. Благодаря какому чуду они так хорошо понимали друг друга? Джервис еще помнил, как тяжело просыпался подростком, когда отец требовал, чтобы все были на ногах до шести часов утра. Бенедикт приходил, усаживался в ногах на кровати и тихонько тряс его. «Назови хоть одну разумную причину, почему мне нужно вставать», — брюзжал Джервис, уткнувшись носом в подушку. Бен неизменно отвечал веселым голосом, сообщая очевидное: «Настало утро, старина, оно приведет за собой день!» В нелепом доме с выступами Гас обязывал свою семью жить в ритме солнца, времен года и, разумеется, этих чертовых скакунов. Джервис терпеть не мог всего этого, он хотел возвратиться в Англию, но ему было грустно расставаться с братом. Впрочем, закончилось тем, что он так и сделал, стал жить по своему усмотрению. Жить! Какое тщеславие…
Он открыл глаза и поглядел на серое небо. Начинается дождь? Не нужно погружаться в прошлое, а то он совсем упадет духом. Думать о Бенедикте было больно, бесполезно. И уж совсем ни к чему вспоминать о том далеком дне, когда в Аскот проходили скачки и они познакомились с Грейс. «Наследница, которая стремится женить тебя на себе, старина!» Будучи на шесть лет старше брата, Бен всегда в шутку величал его «старина». И не питал никаких иллюзий относительно стремлений младшего брата.
